Шагая между палатками, Калар подошел к той, которую искал, и тихо вошел внутрь.
В углу палатки в маленькой жаровне горели сильно пахнущие ароматные травы, но они не могли заглушить зловония гнойной раны, ударившего по обонянию Калара.
В палатке горела лишь одна свеча, и глазам Калара понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку. Двигаясь как можно тише, молодой рыцарь подошел к койке и посмотрел на спящего Гюнтера.
За эти несколько дней, прошедшие со времени его ранения, учитель фехтования пугающе постарел. Его лицо было худым и бледным, испещренным многочисленными морщинами, глаза словно ввалились в глазницы. Лоб его был покрыт потом, дыхание едва слышалось.
Рядом с койкой стояли несколько тазов с водой, окрашенной кровью, в которых мокли окровавленные тряпки.
Осторожно, чтобы не разбудить спящего рыцаря, Калар поднял простыни и посмотрел на рану, поморщившись от ее зловония. Меч Ганелона вонзился глубоко в бедро, и было ясно, что рана не заживает. Она до сих пор не закрылась, сочилась гноем и сукровицей, кожа вокруг нее налилась пугающей синевой. Калар осторожно закрыл рану простынями. На сердце было тяжело от мрачных предчувствий.
Рана Калара в боку заживала хорошо, но она была далеко не такой тяжелой, как у Гюнтера.
— Вы молодой человек, сильный и здоровый, — говорил ему пожилой лекарь. — Ваши раны быстро заживают.
Но Гюнтер уже не был молодым.
Оторвав кусок ткани, Калар вытер пот со лба Гюнтера. Кожа рыцаря-ветерана была горячей, его явно мучила лихорадка. Гюнтер вздрогнул и открыл глаза. Посмотрев на стоявшего над ним Калара, он улыбнулся.
— Привет, Калар, — прошептал он.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Калар.
— Хорошо, — тихо ответил Гюнтер. — Дай мне еще пару дней, и я вернусь в седло, не хуже прежнего.
Калар печально улыбнулся, но не стал возражать своему учителю.
— Я слышал, что нашлась твоя сестра, — сказал Гюнтер.
Калар кивнул, улыбнувшись. Взяв табуретку, он придвинул ее к койке Гюнтера и присел рядом.
— Да, теперь она фрейлина Владычицы.
Гюнтер слабо улыбнулся.
— Твоя мать гордилась бы… гордилась бы вами обоими.
Калар опустил глаза.
— Мне нечем особенно гордиться, — сказал он. — Иначе ты не лежал бы здесь.
— Я поправлюсь. Мне доводилось получать и худшие раны.
— Мне сказали, что ты… больше не сможешь ездить верхом, Гюнтер, — произнес Калар, его голос был полон печали.
Гюнтер только фыркнул.
— Еще как смогу. Что я за рыцарь, если не смогу сесть в седло и отправиться в бой за моего сюзерена? Или его сына. Я еще повоюю, Калар. Сам увидишь.
Калар улыбнулся такой уверенности своего учителя.