– Мы разобрались с последствиями вашего кровотечения, миссис Дин. – Он глубоко вздохнул. – Боюсь, что эта новость вас не обрадует. – Он умолк, глядя на Мэттью с благосклонной улыбкой. – Мы с коллегой пришли к выводу, что не видим на экране сердцебиения плода.
Наступила тишина.
– Может… может быть, вы просто не видите его? Нельзя ли попробовать еще раз? – попросил Мэттью.
– Боюсь, что нет. – Доктор снова улыбнулся. – Мы посмотрели очень тщательно, и я сказал бы, что, глядя на измерения, это имело место уже неделю или две назад. Мне очень жаль.
Все вчетвером молчали, осознавая услышанное.
– Что будет теперь? – едва слышно спросил Мэттью.
– Мы дадим вам минуту или пару минут, а потом вернемся и объясним, что мы можем предложить вам. – Он кивнул им обоим и вышел из комнаты вместе с коллегой, с виноватым видом ускользнувшей вслед за ним.
Мэттью встал и посмотрел на жену, с безучастным лицом лежавшую на кушетке. Она опустила рубашку, накрывая свой ставший бесполезным живот.
– Я хочу, чтобы все было сделано как можно быстрее, Мэтт. Я не желаю больше лежать здесь дольше, чем необходимо. – Она в первый раз посмотрела на него, ошеломленная тем, что его лицо сморщилось от слез.
– Все будет хорошо, все будет хорошо. – Он взял ее руку в свою и поцеловал ее пальцы.
Проведя рукой по покрытому полиэтиленом матрасу, она почувствовала, что ее затуманенное сознание путается. Ей ввели лекарственное средство для подготовки к наркозу, на руке была зафиксирована канюля точно так же, как тогда, когда она рожала Лилли, но на этот раз для процедуры совершенно иного рода. Процедура – так в конце концов было сказано, процедура, а не роды. «Эвакуация остаточных продуктов зачатия» – это был отвратительный, бесчеловечный термин, но, по-видимому, резонный. Что до Джессики, то она восприняла его с благодарностью.
Когда ее везли на каталке в операционную, Мэттью поцеловал ее в щеку.
– Я буду здесь, я подожду, любовь моя, – сказал он.
Кивнув, она закрыла глаза, погружаясь в обволакивавшую ее темноту.
Возвращаясь домой без ребенка, Джессика чувствовала себя до странности отчужденной от своего тела. Она смутно реагировала на спазмы в животе, как будто при схватках, но это происходило с кем-то другим. Она была опустошена, а в голове все мешалось, когда мозг пытался отличить схватки от последствий потери ребенка. Она не понимала, почему в больнице настояли на том, чтобы она доехала до машины на кресле-каталке. Сразу же после приезда домой она стала карабкаться по лестнице, время от времени забегая в туалет, но когда она попыталась обратить на это внимание, то у нее язык не повернулся.