Он сорвал с плеч ее платье. Ее поразил контраст между ее безмерной слабостью и его безмерной силой. Он поднял ее на руки…
— Не надо кричать, — сказал он. — Никто не услышит. Они же не полезут под дверь. Хилый Бастиан, толстушка Маргарет? Не бойтесь. Никто не помешает нам.
— Вы с ума сошли, — произнесла она.
— Говорят, такое иногда бывает…
— Вы забываете… я королева.
— Давайте вместе забудем об этом.
— Опустите меня. Я приказываю вам… Я прошу вас…
— Я это и хочу сделать… уложив вас на кровать.
Он положил ее на кровать. Она попыталась, было, встать, но он вновь уложил ее. Она сопротивлялась, пока не почувствовала изнеможение. У нее закружилась голова. Она слышала, как ее тело бьется в унисон с сердцем…
Она бессильно распласталась на кровати. В ней не осталось ни сил сопротивляться, ни гнева, ни ярости… Только возникло, разрастаясь новое чувство — смесь ужаса и удовольствия, жуткого стыда и неописуемой радости…
* * *
Она долго лежала после того, как он ушел.
Что происходит со мной? — спрашивала она себя. — Почему я не послала за братом? Почему я не приказала немедленно арестовать Босуэла? За что? За изнасилование королевы?
Она подумала, что если придет леди Ререс, то застанет странную картину… Она встала и взглянула на разорванные одежды, что были разбросаны по полу… Как это все объяснить? Вещи станут теми уликами, что она принесет ему на эшафот. Изнасилование королевы! Этих слов она больше слышать не могла. Она вспомнила, как эту же фразу кричал Джон Нокс с кафедры пресвитерианской Церкви. Он, пожалуй, может сказать, что она дала Босуэлу повод.
— Нет! — почти прокричала она в ответ на воображаемое обвинение. — Это неправда! Он никогда не был приятен мне. А сейчас я его ненавижу. Как он посмел?! Стыдно… стыдно!
Каждая деталь была так свежа в памяти… Его лицо… глаза… руки, срывающие одежду…
— Он взял меня силой! — бормотала она. — Он посмел… а ведь я королева! Сейчас он, должно быть, со всех ног несется на Юг. Ему страшно от того наказания, которое вряд ли будет лучше, чем смерть…
Она подняла с пола одежду и спрятала в шкаф, торопливо набросила на себя платье и пригладила волосы. Вот так уже спокойнее… На лице, шее и теле еще виднелись красные пятна. Она осторожно прикоснулась к левой щеке.
Господи, — подумала она, — неужели эти следы так и останутся?
Она забродила по комнате. Опозоренная королева! Совращенная королева! Он все это задумал! Он знал, что она будет здесь. Граф Меррейский как-то сказал, что Давид Чамберс занимался сводничеством для Босуэла. Он приводил в дом женщин, и туда приходил поразвлечься с ними Босуэл. Он, должно быть, для того и снял этот дом. Босуэл свободно прошел из дома Чамберса в соседний, где была королева, и, зная, что она почти без охраны, пробрался в ее покои.