Столь же стремительно, как возник, шеф скрылся из виду, унося за собой, как дурной запах, нижнебаварский диалект.
— Так, т’перь, г’сп’да, поньли, чт’дел’ть? — передразнил Хефеле босса, к всеобщему удовольствию, прежде чем Клуфтингер успел объявить собрание закрытым.
Разговор Лоденбахера с Клуфтингером закончился, едва начавшись, поскольку дело находилось на начальной стадии и никаких подозреваемых пока не просматривалось. Шеф полиции еще раз указал на резонансность и особую деликатность дела и отпустил его «р’бот’ть н’благо».
На следующее утро комиссар наметил себе посещение молокоперерабатывающего завода, где работал Вахтер. Он велел фрейлейн Хенске обеспечить дежурную машину, чего обычно не делал. Но пустой бак его «пассата» принуждал к этому.
В ожидании служебного авто ему пришлось скинуть куртку. Неустойчивая погода сменила гнев на милость, и из-за облаков проглянуло солнце. К его неудовольствию, подали микроавтобус с затемненными стеклами и радаром. «Ну и черт с ним», — подумал Клуфтингер, усаживаясь на неудобное сиденье.
Подъехав к заводу, Клуфтингер не отказал себе в удовольствии съехать на обочину и понаблюдать, что будет происходить. Новенького — ничего. Все водители, завидев полицейскую спецмашину, резко тормозили и улыбались, проезжая мимо. Он это называл «мероприятиями по воспитанию».
Машина въехала на территорию предприятия, где был настоящий час пик. Два молоковоза, по сути, танкера — но Клуфтингер, как всякий альгоец, любил простые определения, — разгрузились, и по хоздвору затарахтел древний тракторишко без верха, но с прицепом, уставленным бидонами с молоком. Этот семидесятилетний фермер с окладистой бородой и пышными усами явно экономил на молоковозе. «Миленькое дельце, — пришло в голову Клуфтингеру, — вот уж не думал, что у завода такие проблемы с фермерами. И главное, какое количество микроорганизмов в этом молоке?»
На входе в здание комиссару объяснили, как пройти к кабинету старшего владельца, и он начал подниматься по лестнице мимо плакатов, рекламирующих новые сыры завода. По сторонам мелькали молодые динамичные люди с натренированными телами и счастливыми лицами, которые на фоне маунтинбайков, серферных досок, каноэ, сноубордов или роликовых коньков аппетитно уплетали фитнес-сыры. А на заднем плане непременно виднелись Альгойские Альпы. Особенно бросился Клуфтингеру в глаза постер, на котором восточной внешности серфингистка в бикини откусывала от бутерброда с сыром. «Дожили! — вполголоса проворчал он. — Раньше сыр рекламировали пастухи и коровы на альпийских пастбищах, а теперь голые бабы. Приятного аппетита!» Кроме того, Клуфтингера коробили кричащие цвета современной рекламы, нарушавшие шарм архитектуры семидесятых. Они выглядели чужими на этом лестничном пролете с изысканной метлахской плиткой в приглушенных кораллово-коричневых тонах и темно-зеленой ковровой дорожкой с бронзовыми держателями.