— Ты хочешь сказать, что выдал своих сообщников?
— Они злоупотребили моей наивностью, адвокат это доказал… Он объяснил, что у меня было трудное детство, что на моем иждивении находится мать и она больна…
По мере того как он говорил, у Мегрэ складывалось любопытное впечатление. Механик выражал свои мысли с некоторой выспренностью, но нарочито утрируя свое произношение уличного парижского мальчишки; и в то же время его глаза весело поблескивали, словно он чувствовал удовлетворение от роли, которую играл.
— Я надеюсь, за мной пришли не по поводу той истории? С тех пор я веду себя спокойно, ручаюсь, никто не скажет обратного… Так что же тогда?..
Он сел, не ожидая приглашения, — случай редкий в этом кабинете, даже вытащил из кармана пачку сигарет «Галуаз».
— Можно?
Мегрэ, все еще изучающе разглядывавший его, согласно кивнул.
— А если по каким-то соображениям мы начинаем расследование снова?
Моран вздрогнул, на лице его вдруг появилось недоверие.
— Это невозможно…
— Предположим, мне надо кое-что уточнить…
На столе Мегрэ зазвонил телефон, и голос Торанса сообщил:
— Он здесь…
— Протестовал?
— Не очень… Говорит, что торопится и хочет увидеть вас немедленно…
— Скажи, что я приму его сразу же, как только освобожусь…
Гастон Моран слушал, нахмурив брови, словно соображая, что за комедию разыгрывают перед ним.
— Это все липа, верно ведь? — бросил он, когда комиссар положил трубку.
— Что липа?
— Зачем меня провели сюда… Хотите запугать?.. Вы прекрасно знаете, что все улажено…
— Что улажено?
— Я чист, вот что!.. Хватит на меня вешать!..
И тут — Мегрэ это возмутило больше всего — мальчишка не без смущения, правда, подмигнул ему.
— Послушай, Моран, тобой занимался инспектор Дюпё…
— Да, тот, который сейчас привел меня сюда… Я не помнил его имени… Он правильно вел себя…
— Что значит правильно?
— Правильно — и все!
— А все же?
— Вы не понимаете?
— Ты хочешь сказать, что он не устраивал тебе ловушек и допрашивал по-хорошему?
— Я думаю, он допрашивал меня так, как должен был допрашивать…
В словах юноши, в его поведении проскальзывала какая-то двусмысленность, которую комиссар силился разгадать.
— Так было нужно, верно ведь?
— Потому что ты был невиновен?
Судя по всему, Моран чувствовал себя не в своей тарелке, он тоже был в замешательстве, и слова Мегрэ сбивали его с панталыку, так же как и его слова — Мегрэ.
— Знаете-ка… — бросил он опять, но уже не без колебания, глубоко затянувшись сигаретой.
— Что?
— Да так, ничего…
— Что ты хотел сказать?
— Уже и сам не помню… Зачем я вам потребовался?
— Что ты хотел сказать?
— По-моему, здесь что-то не клеится…