— Все хорошо, папа.
Я положила трубку и, не раздеваясь, залезла в постель. Накрылась с головой и закрыла глаза. До слез хотелось домой, к маме.
«Акклиматизация что ли?» — мелькнуло в голове, прежде чем я погрузилась в тяжелый сон.
— Сия! Сия!
Нет, мне точно не дадут умереть.
Сдернула с головы простыню. И опять натянула по глаза. У кровати стоял Санджай.
— Что ты здесь делаешь?
— Почему у тебя дверь открыта?
— Забыла закрыть. Я ходила к бабушке Анилы. Ты не ответил, что ты здесь делаешь?
— Маста Ирек позвонил и попросил проведать тебя.
— Папа напрасно тебя потревожил. — В полумраке комнаты (на улице опять начался дождь) я разглядела, что Санджай переоделся. В джинсах он выглядел не менее мужественно. — Извини. У тебя, наверное, свои дела были.
— Я обещал маста Иреку присмотреть за тобой. Сейчас нет ничего важнее тебя.
У меня загорелись щеки.
Я как-то странно чувствовала себя. Поднеся руку ко лбу, поняла, что у меня жар.
Санджай заметил этот жест. Подойдя ближе, он наклонился и поцеловал меня в лоб.
— Что ты делаешь? — не сразу спросила я, пораженная его поступком.
— Ты горячая, — ответил он. — Я сейчас вернусь. И не смотри на меня так, словно я предложил тебе руку и сердце. Еще в Питере меня научили таким способом мерить температуру.
— Как ее звали? — Я заставила его обернуться.
— Кого?
— Учительницу. Только женщина могла научить целовать лоб, чтобы понять, есть температура или нет.
Он не ответил. Его быстрые шаги сотрясали ажурную лестницу. Через некоторое время взревел двигатель «Махиндры».
— Доктор, ее точно не нужно положить в госпиталь?
— Нет. День-два — и все пройдет. Больше питья.
Опять шум двигателя, а я погрузилась в тревожный сон. Мне снился Санджай, тянущий ко мне руки. Сначала думала, что хочет обнять, и с радостью кинулась к нему навстречу, а он сомкнул пальцы на шее и принялся душить.
— Пей.
Что-то горькое заставило поморщиться.
— Что со мной?
— Вирус. Ты зря ходила на набережную Аланди Гат. Там водятся комары, а они переносчики болезней.
— Папа знает?
— Да. Но приехать пока не может. Я успокоил его, что ты в надежных руках. А потом, уже поздно что-либо менять.
— Почему поздно? — испугалась я, плохо соображая.
— Твоей репутации конец. Я ночевал у тебя.
— Когда это ты успел? — Я разглядела щетину на его щеках.
— Прошедшей ночью. Ты горела, и я остался, никому не доверяя тебя.
Я повернула голову, потянувшись за стаканом с водой, но Санджай опередил меня. Рядом с кроватью стоял штатив с капельницей.
— Ничего себе!
— Я не позволил им увезти тебя в инфекционную больницу. Хотел положить в военный госпиталь, но меня успокоили.