К концу пятой лекции, застыв с ритуальным воском в руке, Норман наконец понял, что именно его терзало: проклятие! Во-первых, Тарья сама проклятийница, вряд ли позволила бы Арону Роншу опутать себя чарами. Да и когда? По словам оборотницы, она сама почти сразу одарила его «Страстным поцелуем». Несомненно, маги, создававшие проклятия, обладали черным чувством юмора, раз сравнивали сыпь и удушье с ласками женщины.
Словом, Арон должен был проклясть Тарью до того, как объявился, или уже после того, как избавился от неприятностей. Нужно спросить у оборотницы, требуется ли при «Кукле» зрительный контакт. К несчастью, проректор не силен в искусстве подобного воздействия, предпочитал привычную магию.
Второй странный момент: отчего Тарья не почувствовала наемников? Положим, в человеческом обличии обоняние не столь сильно, но не атрофировались же внезапно у оборотницы все органы чувств?
Не выдержав, Норман бросил адептов наедине с кривыми пентаграммами и зычно гаркнул помощнику-аспиранту:
– Проследи! Я не вернусь.
Лорд Шалл практически бегом добрался до лазарета и, напугав меланхоличную целительницу, увлеченную любовным романом, ворвался в коридор с палатами. Тарья не облилась новыми духами, поэтому проректор быстро нашел нужную дверь. Он хотел распахнуть ее, но в последний момент сдержался, постучал.
– Войдите! – напряженно отозвалась Тарья.
Приоткрыв дверь, он к облегчению застал фальшивую жену одетой. Не то чтобы его смущала женская нагота, наоборот, Норман ценил гитарные изгибы нежного тела, только вот оборотница ясно дала понять: подглядывание грозит проблемами со здоровьем.
Лорд Шалл предупредительно наложил на комнату чары и, откинув край одеяла, присел на кровать.
– У меня к вам пара вопросов.
Тарья напряженно кивнула. Она сидела с идеально прямой спиной, словно подвешенная на невидимой ниточке. Казалось, волнение Нормана передалось и ей, еще больше натянув собственные нервы.
Пожевав губы, проректор поинтересовался:
– Можно называть вас по имени и на «ты»? Лучше определиться заранее…
– Можно, – оборвала его Тарья и слабо улыбнулась. – Я не такая грозная, милорд, просто жизнь научила.
– Я заметил, – хмыкнул он. – Настоящая кошка! С виду мягкая, а протянешь руку, располосует кожу.
Оборотница предпочла не комментировать его слова. В конце концов, Норман тоже не идеален. Если на то пошло, характер у него намного хуже, а воспитание хромает.
– Итак, Тарья, – проректор произнес ее имя с запинкой, – у меня пара серьезных вопросов. От них, возможно, зависит ва… твоя, – тут же поправился он, – жизнь.