И Хранитель замолчал. Словно ушёл в прошлое, в ту ночь, вместо Нокс, прощаться со Старейшим.
Соне не надо было спрашивать, правда ли то, что рассказал Эреб.
— Я не хочу об этом думать даже завтра, — философия Скарлетт О’Хара в современной интерпретации. — Рассказывай! Хоть что-то во всей этой истории было настоящее?
— Настоящим было пророчество. Разгадать его до конца никто не смог за века, но суть была очевидна: впервые женщина придет с Изначального уровня, он же надлунный мир, и принесет хаос и разрушение. Именно то, что мне было нужно. Тем более что Старейший уверял, будто тут прямая связь с Окуляром.
— Окуляр тебе чем не угодил? После того, что он сделал с Соней, я в целом только за, но тебе-то зачем? — спросил Тим. — Только не надо опять про то, что так сбежать проще.
— Уйти, конечно, можно было через любой переход. Вот только работающий Окуляр быстро нашёл бы меня на Изначальном уровне. Он же, зараза, помнит каждого, кого касался. Да и потом, разрушенный Окуляр — событие из ряда вон выходящее. Кто бы стал заниматься сбежавшим инсинуатом?
— Стратег, куда деваться, — прокомментировал Тим.
Соня уже не хотела слушать никаких ответов, но упорно продолжала задавать вопросы.
— Как ты узнал, когда я приду? Я это перо могла в любой день поймать!
— Могла. Я и ждал тебя почти полгода. Каждый вечер, с момента наступления года Огненной Обезьяны.
— Да с чего ты взял-то, что в этом году ждать надо?
— О, это-то как раз было не сложно. Что такое девятый год? От начала времен? От Рождества Христова? Сомнительно. Ни одной записи о появлении любого существа женского пола в Оке не было. Значит, ещё не приходила. Значит, девятый год огня ещё не наступил. Дальше простая математика. Складываем цифры в годах и ищем тот, который в сумме даёт девять и приходится на огненный знак. Две тысячи шестнадцатый — год Огненной Обезьяны. То, что там дальше что-то про перья и погибель, меня мало интересовало. Мне главное было продолжать ждать и верить, что ты придёшь. А с каждым месяцем вера слабела. Но надежда умирает последней. И ты пришла. А дальше всё было совсем легко.
— Легко? Что ты…
— Систер! — не вовремя осенило Тимоху. — Я понял, почему матерь троих! Это ж, как и сказал Эреб, не буквально!
— Мелкий, это сейчас очень важно?
— Очень! Хотя не знаю, — Тим смешался.
— Понятно. Рассказывай.
— Ты — София!
Станиславский бы позавидовал такой паузе.
— Это очень ценное замечание. Я, безусловно, София. И?
— И ты мать!
— Мелкий, хорош!
— Ладно, ладно. Ты мать Веры, Надежды и Любови. Понимаешь? Он как сказал про то, что…