Арманд положил гипс и инструменты на столик, стряхнул пыль со своего фартука и посмотрел на меня с сожалением:
— Неужели ты не знаешь, что это такое? Впервые об этом слышишь?
— Впервые, — ответил я.
— Чудно! — воскликнул Арманд.
— Ничего удивительного, — обиженно возразил я и ощутил себя униженным и угнетенным. — В конце концов не все можно знать при такой конспирации.
— Да-да, — успокоил он меня и сел около на лавку. — Три «Л» — это нечто вроде шифра, который знаем только мы, коммунисты. В сущности, это начальные буквы трех имен: Ленин, Либкнехт, Люксембург.
— Очень интересно, — отозвался я.
— Да, романтично. 21 января 1924 года умер Ленин, создатель первого в мире пролетарского государства… 21 января 1919 года на одном из антивоенных митингов протеста погибли на баррикадах вожди германского пролетариата Карл Либкнехт и Роза Люксембург…
— Я читал у Смирненского…
— И не только у Смирненского. Об этих людях написано много. А Ленина ты уже знаешь. Нет нужды тебе объяснять.
— Еще бы! — воскликнул я.
— В нашем кружке мы слишком много говорим о художественной литературе, а теорию знаем плохо… Мы пишем книги, а жизни не знаем. Мы хромаем на практике, потому что теория у нас слепа! Это сказал Ленин. Он много интересного высказал, а мы не читаем этого.
Арманд протянул руку и открыл дверцу стенного шкафчика. Достал оттуда потрепанную книжку, на обложке которой было написано: «Государство и революция», затем достал еще одну.
— Эту я читал, — сказал я гордо, — и другую — тоже.
— Неужели?
— Само собой…
— «Материализм и эмпириокритицизм» читал? — удивился он. — Но это требует специальной философской подготовки.
— У меня есть эта книга, — ответил я и начал листать ее. Я действительно несколько лет назад прочел это произведение, но не понял ничего. И сейчас, перелистывая страницы, я обратил внимание на то, что многие строки подчеркнуты.
Арманд сказал мне деликатно:
— Ленина нужно постоянно читать и перечитывать… Он никогда не надоедает… И всегда нов и интересен.
— Именно поэтому я хочу снова прочесть эти книги, — сказал я. — Можно их взять?
— Конечно. Только после праздника.
— Почему?
— Если тебя арестуют, книги пропадут.
— Опасно ли то, что нам предстоит? — спросил я.
— Как и любое другое дело… Самое малое — нас изобьют… или над нами устроят какой-нибудь процесс.
Он улыбнулся, а я, не смея взглянуть на него, смущенно продолжал перелистывать книгу. Предстоящие столкновения с полицией всегда парализовали мое сознание. Меня страшили не столько физические страдания, неизбежные в таких случаях, сколько столкновения с полицейскими и их разъяренными лошадьми, встающими на дыбы, фыркающими, с пеной на губах. Повергала в ужас мысль о том, что после этого я попаду в участок, а потом в тюрьму и никогда уже не выйду оттуда.