— Немного далековато, — сказал Зафиров, — но зато открывается чудесный вид на Софию, особенно вечером, когда начинают мерцать электрические лампочки. Целую ночь можешь наслаждаться, и не надоест.
— А земля хорошая? — спросил я.
— Да, — ответил он, — хорошая.
— Не каменистая?
— В известном смысле — да, но камни пойдут на стройку.
— Очень хорошо, — сказал я. — Надо беречь каждый камень! А когда ты думаешь заняться строительством?
— Еще не решил. Все зависит от того, как будет с деньгами.
— И все-таки надо хоть что-то сделать.
— Для начала я выкопаю колодец, потому что без воды там ничего не получится. Вода ведь, как говорится, основа жизни.
— Совершенно верно, — сказал я. — Если понадобится, зови меня, будем копать вместе.
— Колодец, — продолжал Зафиров, — это, как говорится, тяжелая индустрия, с него и надо начинать. Без него не будет ни деревца, ни огорода, не говоря уже о самой стройке, для которой нужна вода…
Он неожиданно остановился и показал мне картину, открывшуюся перед нашими глазами:
— Вот оно, это самое место!
Я увидел заросшее чертополохом большое поле, а в глубине его — вяз, который тянул свои сучья в солнечное небо, наполненное птичьими песнями и голосами людей, пришедших провести свой воскресный отдых здесь, у подножия Витоши, не случайно названной легкими Софии.
— Вяз растет на твоем участке? — спросил я.
— Нет, — ответил Зафиров, вытирая катившийся градом по лицу пот. — Вяз принадлежит писателю Д., а плакучая ива, которую ты видишь чуть дальше, — писателю Г. Выше располагается литературный критик И., а еще выше артистка Л., которая уже начала строить и нынешним летом закончит свою дачу.
— Все люди искусства, — сказал я. — А не найдется ли тут какого-нибудь уголка для нашего Мекишева?
— Художники в другом месте, — нахмурил брови Зафиров, — но и там вряд ли найдется участок для Мекишева.
— Почему? — спросил я.
— Потому. Ты был на его последней выставке? — ответил он вопросом на вопрос.
— Нет, — сказал я.
— Только твой портрет более или менее похож на что-то… А все остальное…
— Да, возможно, — прервал его я. — Но Мекишев талантлив.
— А это еще надо доказать! Нам предстоит серьезный разговор с ним по этим вопросам. Я жду только удобного случая…
— Да, — сказал я, — дай ему кое-какие указания, только не избивай совсем, чтобы он не отчаялся… Хорошо?
— Само собой… Мы все чувствительные… Дай-ка шланг мне, а сам возьми опрыскиватель, а то он совсем перетер мне шею… Отвыкли мы, знаешь, от физического труда… А это нехорошо…
Он погрузил опрыскиватель на мою спину, забрал у меня шланг и лопату, чтобы мне было полегче. И мы продолжали путь по заросшей травой тропинке к вязу и плакучей иве. От радости или еще от чего другого Зафиров начал насвистывать, положив лопату на плечо и накрутив шланг на ее деревянную ручку. Он шел широким шагом. От любопытства сердце мое билось учащенно и гулко. Наконец-то и я увижу это дачное место!