Важно и то, что образы «Софийских рассказов» находятся все время в движении, в развитии, и мы видим это на примере, скажем, Хаджиевой, бывшего портного Ивана Г. Иванова, художника Мекишева.
Как отмечал известный болгарский критик Иван Цветков,
«тональность повествования, таящийся в нем юмор создаются, наряду с другими стилистическими средствами, и такими оборотами, как «мне сказали… что революция продолжается». Не «я знаю», а «мне сказали». Эти обороты создают видимость отдаленности, неучастия, неосведомленности героя, умело прикрывающей особого рода лукавство или, как у нас говорят, «шопскую хитринку». Интонация скрытой иронии непрерывно поддерживается особой лексикой, оборотами типа «как говорится», «так сказать», «согласно указанию», «как сказано в документах и постановлениях» и т. д. Эти лексические приемы выражают не только определенную подчиненность всех частных происшествий объективному ходу истории и своеобразную скромность, непритязательность героя; они содержат в себе лукавую улыбку, комическое переосмысление больших событий и решений».
Камен Калчев — заместитель председателя Союза болгарских писателей, Герой Социалистического Труда, и его творчество — своеобразная летопись современной социалистической Болгарии.
И оно, как и эта жизнь, устремлено в будущее.
Вспомним заключительные слова романа «Двое в новом городе»:
«О прошлом я не думал. Все мы были устремлены в будущее — и дети, и взрослые… И солнце, встающее каждое утро над нашим городом, тоже смотрело в будущее…»
СЕРГЕЙ БАРУЗДИН
Перевод Б. И. Коровина.
…Эти встречи всегда были неожиданными и таинственными. Я много о них думал, но никогда не мог установить логической связи между ними, хотя мне и было ясно их нравственное предназначение.
Как я впервые встретился с Ботевым — символом народной любви? Где увидел его? Когда почувствовал впервые как стон моей души? Кто рассказал мне о нем? С Ботева и начинается все светлое и настоящее в моей жизни. «Поклонись ему! — сказал я себе. — Прими огонь его сердца! Но не забывай, что это тот огонь, который может сжечь тебя».
Я был еще маленьким, когда впервые услышал его стихотворение «Беглянка». Помнится, стояла поздняя осень, женщины лущили кукурузу под навесом. В глубине, на закопченных камнях и тлеющих головнях, стоял глубокий большой котел, в котором варилась молодая кукуруза. В саду убаюкивающе и монотонно стрекотали кузнечики. В небе сияли звезды, и где-то среди них, высоко-высоко, светил месяц с витыми рогами. Мелодичная песня крестьянских девушек, прерываемая голосами парней, лилась над притихшим селом, навевая сладкую муку. Мы, маленькие, рылись в кукурузной листве, бегали по полутемному двору, бросали очищенные початки в глубокую плетеную корзину. Время от времени подбегали к закопченному и дымящемуся котлу, чтобы проверить, не сварилась ли кукуруза, и жадно вдыхали ароматный пар. Дряхлая старушка возилась возле котла, что-то бормотала и бранилась, стараясь прогнать нас, чтобы мы не мешали ей.