— Ты литератор, верно?
— Да.
— Об одном тебя прошу, — продолжал он, — не отвечай мне односложно. Говори нормальными, длинными предложениями, только не «да» и «нет»!
— Да.
— Опять начал!.. Смотри, я рассержусь на тебя… Скажи: люблю литературу, мои любимые писатели — Максим Горький, Михаил Шолохов и другие. Читал «Мать» Горького. Недавно разбирали это произведение в литературном кружке… Люблю также и западную литературу… Например, французскую, испанскую!
— Да, понимаю!
Он встал, стряхнул пепел в открытое окно и резко обернулся ко мне.
— Тебя ожидает печальная участь, если не поможешь следствию! — пригрозил он.
— Какому следствию? — удивился я.
— По делу о Стояне Гайтанове… Ты должен облегчить нам работу, если хочешь выйти на свободу! За стенами тюрьмы тебя ждет красивая девушка!.. Мы должны добраться до канала, по которому передвигается в настоящий момент Стоян Гайтанов… Он в Софии, мы знаем это… Но где? Ты это нам скажешь… Вот и все, что требуется от тебя. Пожалуйста, садись за стол… Вот тебе бумага, чернила и ручка. Пиши!.. Подробно, все подряд! Квартиры, явки… и так далее!
Он отодвинулся от стола, чтобы освободить мне место. Показал на стул. Я не посмел, конечно, сесть на широкий, удобный, обитый кожей стул, а только сделал шаг вперед и спросил:
— Какие квартиры?
Он сморщился. Дымилась сигарета, прилепившаяся у него в углу рта, а за стеклами очков прямо передо мной враждебно блеснули его глаза.
— Описывай!.. — приказал он. — Подробно и точно!.. Я тебя оставлю одного. Писатели любят уединение. — И он вышел из комнаты.
Я остался один. Пустой стул молчаливо приглашал сесть на него, но я по-прежнему стоял на том самом месте, где меня оставил следователь. Я действительно не знал, что писать и что рассказывать. Мои беседы с бай Стояном касались в то время лишь Бонки и адвоката Татарчева. Других имен я не знал, но даже если бы и знал, то едва ли написал бы их, потому что это было чуждо моему понятию о конспирации. Долго я так стоял и думал. Какие только догадки и предположения не вертелись у меня в голове! Бегство бай Стояна, подготовленное и организованное им исподволь, также было для меня большой загадкой. «Почему? — спрашивал я. — С какой целью?» В душе моей зародилась страшная мысль, которую я не мог прогнать: «А если он действительно решил их убить?» Мысль была чудовищная, и я гнал ее прочь. «Нет, нет! — говорил я себе. — Бай Стоян не способен на подобное преступление. Он не убийца и не может им стать! Ручаюсь головой!»
Когда следователь вернулся и увидел, что я стою на том же самом месте, где он меня оставил, то ничуть не удивился. Лишь передвинул сигарету из одного угла рта в другой и сел в кресло, издав глубокий стон, будто его пронзили ножом.