— У нас Лариса будет танцевать, — проговорил Радик за спинами.
Саша кинула взгляд назад на преданно-хитрую рожицу, которая, подняв подбородок выше положенного, уткнула свои тупые глазенки в расписание, но промолчала. Зато Анфиса не поскупилась ни на издевательский тон, ни на правду, которую обычно в театрах не принято говорить:
— Да ты что! Новое прочтение, да, Радик? А ничего, что у Островского Лариса поет? Блистательно поет! А не пляшет у шеста…
— Ну, почему сразу у шеста? — возмутилась заслуженная, получившая роль матери бесприданницы.
— А что, по-вашему, может плясать Лариса Огудалова в современном прочтении? Не «Камаринскую» же! Что, хип-хоп? Фанк? Соул? Неужто контемпорари? Нет! Брейк на шесте с голыми сиськами — вот жесть! Я угадала, Радик, наш дорогой Паратов? М-да, амплуа нынче устарелый тренд, а жаль.
Задела его, и очень сильно. Некрасивому человеку указать, что его внешность далека от амплуа героя, — это наступить на комплексы неполноценности, нанести удар по самолюбию. Радий умудрился получить роль, которую ни при каких обстоятельствах не должен играть даже в страшном сне. И он это знал! Однако посчитал, что настал его час, потому максимально индифферентно, чтобы не выдать, насколько он оскорблен, указал на распределение и сказал:
— Там написано: проект по мотивам.
— О, уже проект, а не спектакль. Запомни, Радий… — Анфиса перешла на злую тональность, постучала пальцем по листу с распределением. — Это начало конца. Нашего. Потом не нойте, новаторы хреновы.
Октавий Михайлович давно слушал в сторонке перепалку, надевая очки и идя к расписанию, заметил:
— К сожалению, автор не даст в морду за спектакль по мотивам, потому что он почил! Что тут у нас?.. Так-так… Ой, е-мое! Сашуля, тебе повезло… а мне нет. Радик, ты лицо приближенное к гениям, не знаешь, Кнуров тоже будет… э… выписывать па? Последний раз я блестяще танцевал и имел феноменальный успех в балете «Корсар», но в прошлой жизни.
Презрительно фыркнув, Радий развернулся и удалился с редким достоинством, отличающим людей высоких моральных принципов, а Окташа рассмеялся ему вслед. На защиту Радика встала заслуженная артистка:
— Окташа, прекрати! Молодой режиссер нашел нестандартное решение, увлек актеров… Он имеет право на свое прочтение…
— Ой, ой, ой! — поднял тот руки, сморщившись. — Бабушка, прочтение есть только одно — авторское. Он писал и читал, потом снова писал…
— А гении, примазавшиеся к автору, — продолжила Анфиса, — должны раскрыть глубину, показать актуальность проблемы в наши дни, а не перекраивать пьесу по своему усмотрению. Пора уже защищать классиков от режиссерского терроризма.