— Знаешь, сейчас, когда рассказала тебе все, я думаю… не Роберт меня здесь преследует, он бы примчался сам и задушил где-нибудь в подворотне тоже сам. Мне кажется, Матвей Павлович задумал меня уничтожить. Может, он знает про Нику, просто не сказал тебе, а хочет, когда Ника останется сиротой, забрать ее. Любому суду предъявит генетический анализ, и мою дочь отдадут им.
— Подожди, если знает про Нику, не отнял же, когда ты оставила ее, — возразил Инок. — А это отличный повод для суда: мать не может жить вместе с ребенком, бросила его, не имеет жилья, зарплата у нее мизерная. Зачем же идти на убийство, если можно отобрать у тебя дочь без лишних хлопот?
— Не знаю. Мне трудно понять этих людей. Не исключаю, что он до сих пор не знает про Нику. Хотя… Скандал! Матвей Павлович ненавидит скандалы, в которые его втягивают, а в битве со мной за Нику станут трепать его имя — вот тебе и логика. Я же для них никто, контейнер, выносивший их потомство.
— Извини, — перебил Инок, — логика слабовата. В связи с убийством, знаешь, какой скандалище можно заполучить? Если кто-то захочет раскрутить историю ребенка, а любопытные найдутся, достаточно узнать, от кого малышка. А где мама? Маму убили софитом. Видишь, как просто начать расследование? Главное, закончить его. Но в любом случае помни: если Матвей Павлович покушается на твою жизнь, если сделал меня наводчиком, он пожалеет об этом. Ну, что? Ждем твоего дня рождения?
И в четверг артисты разочарованно расходились от расписания — распределение на второй спектакль так и не вывесили. Иннокентий побежал за бутербродами в кафетерий, а Саша готовилась к репетиции. Возвращаясь, он заметил на столе вахтера…
— Кому букет? — спросил вахтершу, будто не догадывался.
— Бояровой. Ей все время присылают цветы, — благоговейно произнесла бабка. — Вот кто-то любит так любит, никаких деньжищ не жалеет.
— Давайте, я передам?
— Бери, бери! Их же в воду надо поставить.
Иннокентий постучал в гримерку, одновременно крикнул:
— Саша, это я. Ты одна?
— Нет, — откликнулась она. — Подожди, сейчас выйду…
Едва увидев в его руках цветы, она упала спиной на стену и прикрыла веки, не желая видеть розы. Желтые розы с черной лентой!
— Сколько их там? — все же спросила.
— Четыре.
— Это… изощренное издевательство. Банальное, глупое, пошлое… но работает, я уже на пределе… Может, мне уехать? Геннадий Петрович поймет…
— Проблему этим не решишь, — резонно заметил Инок. — Ну, уедешь, тебя снова найдут, начнется все сначала, возможно, без букетов, а сразу…
— Но что-то же надо делать!
— Ждать. Терпеливо ждать. Возьми… — протянул он букет.