В лесах Карелии (Королев) - страница 14

— Ишь, недотрога, — заметил директор в адрес кобылы, — только помахал — уже рассердилась. А это зачем? — Он взял в руки кнут, лежавший в санках.

— Кульяшкин, старый конюх, езду без кнута называет «недействительной». Говорит, без кнута любую лошадь можно испортить.

— Может, он и прав по-своему, — согласился директор. — Слушай, Федор Иванович, ты мне о главном бухгалтере ничего не сказал.

— Молчун какой-то, грубый, кажется, человек. Жалуются многие на него.

— Беспартийный?

— Беспартийный.

— А в деле каков? Работать-то умеет?

— Кто его знает... Я в бухгалтерских делах не разбираюсь. Знаю, что с деньгами у нас плохо, зарплату даже задерживают.

— Кто задерживает?

— Как кто? — передернул плечом Поленов. — Бухгалтерия, конечно.

Директору стало ясно, что денежные дела для парторга — темный лес.

— Дорогой Федор Иванович, бухгалтерия существует для того, чтобы считать деньги и следить за законностью их использования. А делать деньги — это наша с тобой обязанность. Так-то вот.

— То есть как это «делать деньги»? Выражение какое-то...

— Буржуазное, хочешь сказать, — подсказал Ковалев.

— Именно. Где-то я читал про одного миллионера-придурка, который говорит, что делает деньги ради того, чтобы снова делать деньги.

— Это ты у Максима Горького прочитал. Только учти, что ни дураки, ни придурки миллионов не делают. По наследству могут получить, но это уж совсем другое дело.

— Ты что же, с Горьким не согласен? — не без ехидства в голосе спросил парторг?

— Почему не согласен? Во-первых, Горький своего миллионера придурком не называет, во-вторых, он говорит о человеке, который делает деньги для себя. Я вот тоже люблю делать деньги, считаю это своим призванием, но не для себя делать, а для государства. Ты меня тоже придурком назовешь?

— А разве бывает и такое призвание? — искренне удивился Поленов.

— Бывает, Федор Иванович, — задумчиво ответил Ковалев, глядя куда-то вдаль, — бывает... Тянет к себе такая деятельность не меньше, чем артиста — сцена, скрипача — скрипка, писателя — перо и бумага. Надо вот только научиться эти деньги по-настоящему считать.

Подъехали к большой группе работниц, вырубавших топорами в толстом льду колею для тракторных саней.

— Вот познакомься, Сергей Иванович. Наш дорожный мастер Степан Павлович Ховринов, член парткома, глава, так оказать, всей череповецкой колонии. Черепаны его слушают, как бога.

— И первый драчун, следовательно? — в шутку спросил Ковалев.

Ховринов — сухощавый, невысокий мужчина лет сорока пяти, с добродушным простым лицом, — смущенна заулыбавшись, протянул мозолистую, натруженную руку.