На суше и на море, 1990 (Быков, Черкашина) - страница 46

«Мы пришли к тебе, Ама, нганасаны — твои друзья,
Нам отцы передали, что должна ты вернуться сюда.
Мы хотим твои мысли превратить в добрый долгий рассказ,
На санях наших быстрых унести твой последний наказ».

Есть что-то извечное в простом факте возвращения праха в те края, где человек оставил свое сердце. И это извечное утверждает жизнь. Я вспомнила о комсомольцах торгового призыва в Арктику и подумала, ведь кто-то из них еще, может быть, жив, кого-то унесла война, кого-то — неумолимое время, но кто-то, может, откликнется, прочитав эти строки.

Мы празднуем свои дни рождения, мы готовимся к ним, мы ждем гостей… Но вспоминают ли о наших днях рождения, когда мы уходим? Амалия Михайловна немного не дожила до своего юбилея и полувекового юбилея своего аргиша по Таймыру, но об этом не забыли. Московский филиал Географического общества СССР посвятил ей свое заседание. На Таймыре объявлен сбор средств на памятник, который будет установлен в Хатанге. А друзья? Друзья «вспоминают минувшие дни». Так родилось стихотворение. Написанное в день ее юбилея, оно так и называется


25 июля 1987 года

Когда луна московской ночи
рисует окна на полу,
И тень цветов похожа очень
на пальмы, стены — на скалу…
Когда о сне я позабыла,
в квартире только лунный свет,
Мне вспоминается, что было
и те, кого уж боле нет.
Их голоса внезапно смолкли
на полпути во цвете лет…
И только в памяти осколки,
калейдоскоп родных примет.
Мне вспоминаются их лица,
движенья, взгляды, голоса
И наши встречи с синей птицей
на день, на час, на полчаса.
О, эти редкие минуты средь
бестолковой суеты,
Как будто сброшены все путы,
как будто вновь родилась ты.
Как будто вновь… Не обольщайся…
Внезапно меркнет лунный свет,
С друзьями старыми прощайся.
Их больше нет. Их больше нет…

Жан-Пьер Алле


АРА-ОЛ МАСААНИ[9]


Перевод с английского Владимира Панкратьева

Фото подобраны переводчиком


Первый воин масай, которого мне довелось встретить, был воплощением классической грации и достоинства. С головы до пят он был натерт смесью охры и овечьего жира. Все в его облике имело этот красноватый оттенок: и лицо, на котором выделялся узкий нос с горбинкой, и тонкие губы, и волосы, свисавшие на плечи тонко заплетенными косичками, и торс, и конечности, и даже единственный предмет одежды — простой кусок грубой ткани длиной шесть футов[10], завязанный узлом на плече. Легкий ветерок приподнял его плащ, и я увидел под ним совершенно нагое тело. Дополнением к наряду служили кожаный пояс по талии, нитка разноцветных стеклянных бус на шее, два или три медных браслета на запястьях. Через верх каждого уха проходило широкое кольцо из блестящих бус. Меньшего размера тяжелые бронзовые кольца свисали на длинных петлях растянутой кожи, бывшей когда-то ушными мочками. Меч в ножнах из красной кожи находился на правом боку. В правой руке он держал копье с длинным наконечником. Ноги были обуты в сандалии из грубой кожи. Он не обратил почти никакого внимания на мой «пикап», проезжавший в каких-то шести метрах от него. Когда же он увидел, что я машу ему из кабины, он принял еще более независимую и гордую позу.