Пусть мои способности в магии вероятностей весьма скромные (я не могу заставить исчезнуть луну или даже колпачок от ручки, как будто его и не было), но перспективы уже сейчас поражают воображение. Возможно, уже сейчас я бы мог открыть портал не по известным координатам, а в условно неизвестный, придуманный мир. Вот только осталось решить проблему с межмировыми порталами, закрытый мир, этим всё сказано. Оставалась еще вероятность прорваться из этого мира через нестабильный портал, но такие радикальные методы я оставлял на крайний случай.
Ну так, возвращаясь к теории — большие потрясения, такие как мировые войны и большие стихийные бедствия создают крупные узлы вероятностей (ключевые точки истории), именно эти моменты являются «станциями» для приема и отправки попаданцев.
Если моя теория верна, то в этом мире кто-то могущественный искусственно создал аномалию вероятностей, благодаря которой виртуальный мир игры обретает самостоятельность. И пусть попаданцы в тот мир получаются путем срыва, но они таки тоже попаданцы. Пока я знаю только одного полного попаданца в этот мир — это себя. Но возможно есть и другие, пришедшие или ушедшие. Пока эти знания мне не важны, проверить свою теорию я смогу позже, а пока нужно двигать космическую программу, всё равно ничего больше сделать не могу.
План Атасара покрыт мраком, даже вспоминается то время, когда в народе бытовала шутка про план Путина и про запасной план путина, который такой же, но позабористее. В Олор лучше пока тоже не соваться, займусь пепелацем.
Базу для постройки космического корабля оборудовали на Урале в одном маленьком заброшенном городке-бункере. Он стоял почти заброшенный, велась только служба по охране периметра, являясь умирающим памятником, наследием милитаризма ушедшей эпохи СССР, с его грандиозными планами и проектами.
Мне нравилось думать, что эти планы и проекты частично снова обретут жизнь и получат наконец свое воплощение. Мне нравилось ощущать свою значимость, что у истоков зари нового мира буду стоять я.
Хе, я определенно не лишен тщеславия, только не такого явного и мелочного как у большинства, подобного подхалимажу славословия в мою честь мне не нужно, коробит от него. Мне подавай тонкого восхваления — когда кто-то кому-то с дрожью в голосе от ощущения восхищения вперемешку с волнением скажет, — Да, это ОН, сам Саруман. Аж самому смешно становится от таких мыслей, но это правда.
Возможно, именно на это чувство в Арде меня поймали темные силы, и я поддался влиянию Саурона. Замечу, что не только я — Саруман, но и я — Никитин, был подвержен этому чувству. Пусть это чувство сидело в нем на голодном пайке, но от этого оно только стало злее и свирепее, вызывая время от времени тоску по упущенным возможностям и подогревая невероятные и несбыточные мечтания.