сомнений
туман.
Признание - вынь
да
положь.
Как "Ермак"*
во
льды,
врезаюсь
в роман,
Как в масло
нож.
- Еще надо заглянуть в райком, - Никита поднялся на ноги, посмотрел на круглые ручные часы.
- Что это у тебя? - спросила Маша.
- Это? Первый выпуск 1-го Московского часового завода. И велики, и пузаты, зато наши, собственные.
Никита подошел к изголовью кровати, подбодрил Ивана улыбкой:
- Сегодня я буду в Большом на торжественном вечере. Завтра заеду, расскажу.
- В газетах прочитаю, - сказал Иван. - У тебя и без меня дел много.
- И вон репродуктор врач поставил, - Маша показала на черную тарелку, висевшую на стене.
- Это хорошо, - Никита был уже у двери. - Только я ведь там буду сам. И увижу и услышу Виссарионыча.
Когда он ушел, Иван спросил Сергея:
- А ты? Разве ты не идешь в Большой?
- Почему - не иду? Иду. Даже знаю тезисы доклада. И состав президиума.
Маша вздохнула, поправила одеяло в ногах Ивана. Задумчиво произнесла:
- Многия знания - многия печали.
- ДЗЫНЬ!
Юзеф Чарнецкий блаженствовал в ресторане "Pod Bachusem" в Иерусалимских аллеях. Был солнечный весенний денек и, как всегда в полдень по воскресеньям, в ресторане было людно. Его столик находился под тентом и легкий ветерок озорно поддувал широкую цветистую юбку дамы Юзефа панёнки Крыси. Она то и дело сердито хлопала ладошками по коленям, прижимая к ним юбку.
- Этот чертов ветер похож на тебя, - проговорила в сердцах Крыся.
- Почему так? - лениво поинтересовался он, отхлебнув изрядно пива.
- Почему? - резко повернулась она к Юзефу, сложив при этом в презрительной ухмылке полные, резко очерченные губы и сузив и без того раскосые, васильковые глаза. - Как и он, ты всю ночь заигрывал. И как и он - все впустую. Я чувствую себя совершенно разбитой. Впервые за три года ты был отвратительным любовником.
Юзеф посмотрел на Крысю со снисходительной улыбкой. "Мне было превосходно, - отметил он про себя. - Что же касается твоих ощущений, милочка, то это сугубо твои ощущения. Может еще прикажете ради одоления вашей фригидности, а временами - укрощения бешеной матки выжимать себя как лимон? Для этой цели заведите себе кобеля".
Юзеф знал, что рассуждения насчет фригидности и прочего - неправда. Просто эта шансонетка надоела ему до смерти. Своими капризами, мигренями, постоянными сменами настроения.
Сошелся он с ней по рекомендации начальника русского отдела военной разведки, в котором Юзеф был одним из ведущих сотрудников. После ее концерта Болеслав Тышкевич пригласил Юзефа в модный ночной ресторан и за аперитивом в баре сказал: "Я чувствую, панёнка Крыся вам понравилась. Или... нет?" "Да, еще бы! - откликнулся Юзеф. Добавил мечтательно: Красива! Божественно сложена. Увы - совершенно недоступна. Звезда!" "Красива - да. Божественно сложена - слов нет. Что же до ее недоступности, то тут вы, милый Юзеф - как бы это нагляднее пояснить... Ну, тут вы находитесь под чарами богемной магии - как рядовой обыватель". Тышкевич закурил черную французскую сигарету, пригубил рюмку с зубровкой и испытующе, долго смотрел на подчиненного. Наконец, решившись, сказал: