— Тогда, если ты действительно хочешь попробовать, оставайся там, где я могу тебя видеть и чувствовать запах, — прогрохотал он. — И помни, ты не должна бороться. Что бы я ни делал с тобой, ты должна подчиниться. Понимаешь?
— Да. — Гизелла кивнула, ее пульс участился.
— Гизелла, ты очень храбрая, малышка. Самая смелая женщина, которую я когда-либо встречал. Ни у кого другого не хватило смелости прикоснуться ко мне, взять меня в руки или ласкать ртом и уж тем более выпить мое семя. — Он вздохнул, и хоть его глаза теперь были кругами яркого золота, а черные рога изгибались вверх от его головы, она все равно чувствовала жалость к Тристану.
— Я хотела помочь тебе. Я все еще хочу помочь. — Гизелла стояла на своем месте, хотя он увеличивался в размерах, а человечность покинула его золотые глаза.
— Но я боюсь… Боюсь, что могу причинить тебе боль. Если я очнусь от проклятия и найду тебя мертвой… — Его голос был теперь хриплым, почти не похожим на человеческий, и когда Тристан согнул свои мускулистые руки против цепей, они тревожно заскрипели.
— Я не боюсь, — сказала Гизелла, хотя это была ложь. — Ты… ты не причинишь мне вреда.
— Но если я это сделаю… — Он покачал головой, животным жестом, как зверь, готовый к гону[2] или борьбе. — Нет, это… слишком много риска. Не… не хочу, чтобы ты… рисковала.
— Я остаюсь. — Гизелла покачала головой и стояла на своем.
— Нет… беги… сейчас! — Последнее слово было почти ревом, и вместе с ним она увидела, что последняя человечность покинула его золотые глаза. Теперь он был полностью зверем, поняла она, и она со страхом посмотрела вверх на существо. Он был почти вдвое больше, чем когда был в человеческом обличье, а его член… великая Богиня, его член был огромным. Он стоял между ногами, как дубина, и река предэякулята стекала с широкой головки. На мгновение Гизелла запаниковала, когда подумала, как громадный мужчина-бык Тристан попытается уместить это необъятное орудие между ее ног. Но она прикусила нижнюю губу и стояла на своем. Она дала обещание попытаться разрушить проклятие и разрушит его или умрет о первой же попытки.
Ослепительные золотые глаза зверя опустились на нее, и его губа искривилась в рыке. Согнув руки, он сломал тяжелые металлические цепи, как будто они были веревками, и разорвал кандалы на руках. Затем тяжелой поступью, которая, казалось, потрясла все подземелье, он направился к ней. «Я не должна бежать. Я не должна бежать», — повторяла Гизелла снова и снова в своей голове, и, тем не менее, было гораздо легче сказать себе, чем фактически подчиниться приказу. Невозможно стоять и ждать, пока огромный монстр приблизится к ней. Если бы она исследовала лицо зверя, она все еще могла увидеть темные, красивые черты Тристана, но чистый, жгучий голод в его глазах сообщал, что она была ни чем иным, как добычей для него.