— Что порешили? — спросил он, войдя в кабинет.
Смирдин, видимо желая соблюсти форму, не поддержал его свойского тона и сделал серьезное, озабоченное лицо.
— Мы внимательно ознакомились с историей болезни и заключением патологоанатома, — сказал он строго и даже несколько торжественно. — Обменялись мнениями и пришли к единому выводу, который потом изложим письменно.
— Ну, а мне-то можно его узнать?
— Разумеется. Мы сочли, что для больной было сделано все возможное. Больше того, лечащий врач имел полное право отказаться от операции, но все-таки на нее пошел, попытался использовать последнюю, пусть довольно призрачную, возможность спасти больную. И не его вина, что реализовать ее не удалось. Так, примерно, мы и изложим в своем заключении.
— Что ж, спасибо, — сказал Бритвин.
— Не на чем, Павел Петрович. — Сбрасывая официальную сухость, Смирдин улыбнулся и развел руками. — Мы были просто объективны, больше ничего.
— Вот за это и спасибо.
Бритвин только теперь осознал, что он все-таки тревожился за исход дела, но это было так глубоко запрятано, что и самому почти неощутимо.
— Вот сейчас, — начал он веско и поднял вверх указательный палец, — я чувствую себя хозяином, а вас воспринимаю как гостей. Раньше это было преждевременным. А посему позвольте предложить… — Он достал из тумбочки коньяк и рюмки.
— Нет, нет, — испугался Смирдин. — Ни в коем случае!
— Почему? Рабочий день кончается. Да и не пить, просто продегустировать. Обращаю ваше внимание — «Камю», всемирно известный…
— Нет, — повторил Смирдин, — спасибо. Тем более, что я должен на Беляева взглянуть, проводите меня, пожалуйста.
— Ну, что ж, было б предложено, — пожал плечами Бритвин. — Беляев так Беляев, пойдемте.
В коридоре Смирдин крепко взял Бритвина за локоть, со странной какой-то ласковостью заглянул в лицо и сказал тихо:
— Хочу вам, Павел Петрович, одну приятную новость сообщить.
— А хоть бы и неприятную, — хохотнул Бритвин.
— Ну, зачем же… Именно приятную. Видел сегодня вашу фамилию в списке представленных к правительственным наградам. К «Знаку Почета», кажется.
— И давно пора! — неожиданно для самого себя воскликнул Бритвин, и они оба дружно рассмеялись. — А что смешного? — Он усилием резко подавил смех и посмотрел на Смирдина как бы уже и с недовольством. — Двадцать лет у операционного стола, не шутка!
— И я так думаю! — подхватил Смирдин. — А тут еще случай с Беляевым помог, вероятно.
— Беляев… Нам все больные одинаковы. Что ж, спасибо за известие. Если все подтвердится, магарыч за мной. Уж тогда не отвертитесь.
Сообщенное Смирдиным Бритвин и в самом деле принял без особого удивления, почти как должное. Наверное, сознание того, что он всегда работал с усилием, с полной отдачей, и определило такую его странноватую реакцию. А что, думал он, все правильно, кого ж тогда и награждать-то? И тут же усмехнулся над собой — не страдаешь ложной скромностью, товарищ! И хорошо, что не страдаю, как бы отвечал он самому себе. Зачем ею страдать, если она ложная?