— Отойди в сторону, — сказал Марине Николаевне Павел. — Я один теперь, ножовкой.
— Почему? Опасно?
— Нет. На всякий случай. Отойди, тебе говорят!
Марина Николаевна отошла на несколько шагов, а Павел продолжал медленно и упорно действовать пилой. Раздался сильный треск, и яблоня, сначала медленно, как бы раздумывая, а потом все ускоряя и ускоряя ход, рухнула, ломая сучья, на землю.
— Все! Спасибо за службу! — Павел, широко улыбаясь, протянул Марине Николаевне руку. — Ух, натерла как, даже в рукавице. — Он наклонился, поцеловал ее в саднящую ладонь, и прикосновение его прохладных губ было так приятно, что у Марины Николаевны замерло сердце. — Объявляю отбой на сегодня. Купаться идем!
Во дворе встретили хозяйку, которая, едва их завидев, одобрительно закивала головой:
— Слышала, слышала! Аж земля загудела! Никто не зашибся, нет?
— Все в порядке, Маланья Тихоновна! — с забавной гордостью сказал Павел. — Повергли великана! Завтра разделывать будем, а там и корчевать.
— Ну-ка, ну-ка! — старуха проворно схватила руку Марины Николаевны и повернула ладонью вверх. — Ты больше что б к пиле не касалась. Слышишь? — повернулась она к Павлу. — Я не дозволю, волдыри натрет.
— Что это вы так ее жалеете? — улыбнулся Павел. — Ну, и натрет.
— Хорош муженек! Без толку бабу обезручить — разве можно? Было б по нужде, тогда б какой разговор.
— Договорились, Маланья Тихоновна! Все остальное я сам сделаю.
— Вот и сделай, — сказала старуха ворчливо. — А то чего удумал — пни корчевать женщине…
— Какие пни, что вы? Я предполагал в двух местах двуручной пилой перехватить, но раз дело такое, ножовкой обойдусь…
— Слава богу, уговорила мужика, — сказала Маланья Тихоновна лукаво. — Так вы на речку? Вот по тропке и идите, там у нас купаются. На ужин-то грибы жарить? И ждать вас когда?
— Грибы, конечно. А ждать нас не надо, мы и сами не знаем, когда вернемся.
— Не надо и не надо. — Старуха поджала губы. — Как придете, стало быть, так и явитесь…
Когда шли к реке, встречная женщина поздоровалась с ними. Они ответили поспешно, громко, в лад и расхохотались.
— Ты заметил, что здесь почти все здороваются?
— Да. Манера такая.
— Я-то потом поняла, а сначала мне даже не по себе было. Деревню увидела — показалась знакомой. Дом Маланьи Тихоновны — тоже. А тут еще эти приветствия… Подумала, может, я когда-то здесь и жила, да позабыла.
Берег был высок и обрывист. Сверху хорошо просматривалось в мелких местах желтое, песчаное дно реки, на глубине же вода сгущалась и темнела. Наискосок и вниз, по крутизне обрыва шла узенькая тропинка, петлявшая в зарослях иван-чая, то цветущего, розового, то отцветшего, в белых, похожих на древесные стружки, колечках.