Старик вытер мокрое лицо, пригладил остатки влажных волос на голове и встал навстречу приближавшимся женщинам. Они шли как-то очень дружно, шагая в лад, мелькая обнаженными, лоснящимися на солнце руками.
— Вот он, пастушок! — крикнула Надюшка. — Как новенький! Рад небось, что нас дождался?
— А то что же! — в тон ей, шутливо и бодро отозвался старик. — На вас поглядеть — и то радость!
Они подошли вплотную, и старик уловил исходящий от них сладковатый, приятный запах пота.
— Ну, как вы тут, дедушка? — озабоченно спросила невестка. — Живы-здоровы?
— Что ж со мной поделается? Я тут как на курортах был.
— Хороши курорты в такой-то вар! А заморенный чего? Вон как мышь мокрый…
— Дак припекает, — развел он руками. — Оно мне и неплохо, нутро-то согреть.
Женщины начали дойку, а старик устроился неподалеку, наблюдая за ними. Он слышал мерное, мягкое дыхание коров, звук бьющего в стенки ведер молока, улавливал его пресный, уютный запах, видел однообразно двигающих руками женщин, лог, крайние избы деревни, небо с редкими, тонкими облаками, во всем этом ему чудилось что-то неразрушимо прочное. Ему хотелось вечно видеть это или хотя бы твердо знать, что так оно все и останется, без конца повторяясь снова и снова…
Невестка кончила доить первой, подошла к старику и присела рядом.
— Что ж на самой на жаре? — спросила она. — В тенечке бы надо.
Старик близко видел ее полуоткрытые красные губы, белую полоску зубов между ними и притененные ресницами глаза.
— Ничего, ничего, — пробормотал он и, не удержавшись, как бы успокаивая, прикоснулся к ее полной смуглой и странно прохладной на солнце руке. — Ничего, пар костей не ломит.
— А я из-за этого пекла больше всего и переживала. Вдруг, думаю, удар этот солнечный, ведь и с молодыми даже случается.
— Да что ты, ей-богу! — Старик даже раздражение почувствовал. — Во что ты меня производишь? Неужто я доходяга такой?
— Доходяга не доходяга, а девятый десяток идет. Не шуточное дело… Может, молочка свежего нацедить?
— Некуда.
— А я в бутылку прямо. Давайте, давайте, мы осторожненько…
Молоко потекло старику по пальцам, и он остановил Татьяну:
— Погоди, на землю льем!
В бутылке все-таки оказалось немного молока, и старик сделал пару больших глотков с таким ощущением, словно ему душу чем-то теплым и мягким погладили.
— Что, молочком отпаиваешь? — крикнула подошедшая Надюшка. — Слушай, дедуля, может, и до конца, до вечера останешься, а? По-ударному!
— Могу, — отозвался старик. Он как бы и призабыл уже недавнюю свою маету. — Только приходите пораньше, а то коровенки колготиться начинают, не удержишь.