Опасаясь, что он может заснуть по-настоящему и упустить коров, старик заставил себя подняться. Голова закружилась, земля зыбко ерзнула под ногами. Он постоял неподвижно, опираясь на палку, и это скоро прошло. Чтобы прогнать остатки сонливости, старик подошел к ручью, умылся, с наслаждением плеща водой в разгоряченное лицо. Время близилось к полудню, скоро должны были подойти на дойку женщины, и он ждал их, оживленный и бодрый.
Мало-помалу старик стал замечать, что поведение коров меняется. Ели они уже не так охотно, то и дело поднимали головы, осматривались. Некое беспокойство все явственнее проступало в них. Наконец Зорька мыкнула раз-другой, словно пробуя голос, и замычала настойчиво и протяжно. Старик понял, что они ждут, требуют дойки, что их тревожит подступившее молоко.
Скоро коровы начали напирать на старика — к дому, к видневшемуся неподалеку селу их тянуло. Старик окриком и взмахом палки завернул назад одну, вторую, а когда они одновременно и вразброд пошли на него все трое, он даже растерялся немного. Попробуй-ка управься тут. Не мальчонка, чтобы с одной стороны лога на другую беспрестанно перебегать.
Однако управляться надо было — ведь это ж позор, если они сами по себе в село заявятся. «Да я тут костьми лягу, а такого не допущу», — решил старик.
И он стал, попеременно заворачивая и отгоняя то одну, то вторую, то третью корову, курсировать поперек лога. Сперва ходил, но по мере того как коровы становились все настырней, начал кое-где и трусцой припускать, под уклон, конечно. Когда пришлось сделать это первый раз, боялся сломать себе что-нибудь, рассыпаться на бегу. Но ничего, уцелел, и вторая пробежка далась ему уже легче. Время тянулось медленно, вязко, а он все сновал туда-сюда, то шагом, то рысцой, кричал до хрипоты, палкой грозно размахивал. И не переставал удивляться, что выдерживает. Правда, и одышка была, и сердце колотилось, и колени дрожали, но он терпел. Да и как же без этого? Иногда ведь по двору через силу бредешь, а тут вон какая гонка!
Увидев наконец идущих вдалеке женщин с ведрами, старик замер, постоял, опираясь грудью на палку, а потом медленно, подволакивая ноги, направился к кусту бузины, где были сложены его вещи. Все, баста, с облегчением подумал он. Теперь, если какая из коровенок и наладится в село, бабы ее перехватят. Теперь надо отдышаться успеть, чтобы не было заметно, как он тут измордовался.
Едва усевшись, старик почувствовал всю полноту своей усталости. Казалось, теперь бы и десятка метров не пробежал. Да где там пробежал, не прошел бы! Но на душе у него было хорошо, он был собой доволен. И с делом как-никак справился, и беготню такую страшенную вынес. И ничего, слава богу, не лопнуло в нем, не надорвалось. Есть, стало быть, еще силенки чуток. Похоже, что человек всегда больше способен сдюжить, чем предполагает. Много больше. Надо только не страшиться нагрузку давать. Хотя, одернул он себя, неизвестно еще, как бега эти отзовутся. Не пришлось бы бабам его домой на руках тащить.