Наблюдая за тем, как Лариса стоит у стеллажей и перебирает безделушки, Ляпин поймал себя на неприязни к ней. Ему казалось, что она с мелочно-озабоченным, суетным выражением шарит, выискивает что-то и никак не может найти. В жене вообще было для него много неприятного — и в характере, и во взглядах на жизнь, и в манере поведения. И в то же время он с полной очевидностью сознавал, что любит ее, что его тянет к ней, что ему постоянно хочется прикоснуться к ее руке, плечу, волосам…
Эти две противоположности непонятным образом уживались в нем, не мешая друг другу. В пору нередких между ними ссор он чувствовал, что его неприязнь, обостряясь, доходит до ненависти почти, но не гасит, не подавляет его любовь, а лишь оттеняет и еще больше подчеркивает ее. И в такие минуты он яснее, чем обычно, видел свою зависимость от жены, свою слабость. Слабость любящего человека.
Когда уселись за стол, Смольников сообщил, что на днях уезжает в Англию, в служебную командировку. Надолго, на целых полтора месяца, поэтому и решил собрать кое-кого из старых приятелей, отметить отъезд.
— А где же они, приятели? — спросила Лариса. — Не один же Виталий у тебя в таковых значится?
— Не один-то не один, но никого больше не удалось заполучить. Лето, Ларочка, — пора забав и развлечений. Кто на даче, кто занят по уши, а кто вообще сгинул невесть куда.
— А мы, значит, оказались самые свободные…
— Самые верные, Ларочка, самые верные, — добродушно пробормотал Смольников, поднимая рюмку. — Ну что ж, за все, что было, за все, что будет!
— За твою поездку! — Лариса ласково улыбнулась ему. — А зачем ты едешь в эту Англию? Да еще надолго так?
— С иммунологией разбираться. Как там у них по этой части дела обстоят, посмотрим, и своим опытом поделимся. Любимая моя иммунология. Звучит-то каково! Почти как женское имя, Ефросиния, Аполлинария, иммунология…
— В таком случае Руфина тебя к ней ревновать должна. А, Руфочка?
— Так она ж ее сама любит. Это у нас семейная любовь. — Смольников обнял сидящую рядом жену за плечи. — Тройственный союз, можно сказать. Мы и иммунология.
Смольников в застолье был громогласен, говорлив, а худенькая жена его тиха и спокойна. Они выглядели очень дружными, то и дело понимающе переглядывались и улыбались.
— Но при всем при этом я все-таки завидую вам, практикам, — сказал Смольников Ляпину.
— В чем же?
— Вы видите непосредственный результат. Прооперировал, вылечил — все ясно и конкретно. А у нас никогда по-настоящему не знаешь, как твоя работа на больных отзывается. Умозрительно, конечно, можно представить, но вот этого… — Смольников пошевелил над столом пальцами. — Вот этого, осязаемого, нет.