Зинаида больше ни о чем не спрашивала, к разговору об этом не возвращалась и вела себя почти как обычно, может, чуть похолодней. А потом выяснилось, что она подала заявление о разводе. Бритвин не мог не понимать, что он кругом виноват, и все-таки его это задело. Затеять такое, не предупредив! Хорошо же, подумал он тогда, получай, что хотела!
Так вот он и оказался один. И скоро с удивлением почувствовал, что это ему не в тягость. Да и изменилось в его жизни не так уж много. С дочерью у них все оставалось по-прежнему, в чем-то даже и лучше, теплей, а с Зинаидой они давно уже были чужими людьми. Некоторые бытовые неудобства, правда, возникли, но ведь это пустяки сущие.
Вскоре после развода она призналась ему кое в чем. Сказала, например, что догадывалась о его изменах, но терпела, не подавая вида. Дочь было жаль, видела, как она к нему привязана. Решила дождаться, пока та подрастет, и уж если потом он себе что-нибудь позволит, — то конец…
Докторша, из-за которой все произошло, тоже развелась с мужем и, по-видимому, ждала, что Бритвин теперь предложит ей руку и сердце. Но он никакой особенной привязанности к ней не испытывал и решил, что нелепо, сняв один семейный хомут, другой сразу же на себя надевать. Так у них ничем и кончилось.
Рабочий день начался с неприятности. Едва Бритвин вошел в кабинет, как ему сказали, что муж умершей позавчера, вскоре после операции, больной Иванченковой хочет с ним поговорить. Предчувствуя, что это будет за разговор, Бритвин нахмурился, но делать нечего было — не откажешь.
Мужчина средних лет, в военной форме, вошел со странной в его положении энергией и сел напротив Бритвина к столу. Лицо у него было угрюмым и напряженным. Бритвин сразу же понял, что этот человек будет искать виноватых в смерти жены. Он немало на своем врачебном веку таких повидал. Несмотря на тяжкое горе, они всегда пытаются выяснить, все ли сделали для спасения близкого человека, не случилось ли диагностической или лечебной ошибки. Это было их право, но Бритвин их не понимал. Ведь такая беда, не до разбирательств, а они проявляют просто удивительную настойчивость. А может быть, так легче? Или они думают, что выполняют перед умершим последний свой долг?
Бритвин сам оперировал Иванченкову, вел ее до операции и не сомневался в том, что сделал все возможное. Больная была обречена, и он имел профессиональное право вообще ее не оперировать. Вот тогда бы к нему никто ни с какими претензиями не обращался. Но он, тем не менее решился на операцию, видя в ней пусть призрачный, почти лишь теоретический, но все-таки шанс. Что ж, шанс не выпал, и теперь вот объясняйся, доказывай, что ты сделал даже больше, чем обязан был.