— Доктор, — начал военный, — скажите, нужна ли была операция?
— Как показали последующие печальные события — нет.
— Но как же! Зачем же делали?!
— Была надежда спасти больную, очень маленькая. Очень… И, к сожалению, она не оправдалась. — Бритвин глубоко передохнул и посмотрел собеседнику прямо в его напряженные, острые глаза.
— Но, позвольте! Если все-таки имелся шанс, то надо было его использовать!
— Вы думаете, что мы способны использовать в с е шансы?
— Обязаны! Ведь о человеческой жизни дело шло.
Бритвин помолчал. Очень уж тяжелы всегда бывали подобные разговоры. Главное в том, что объяснить ничего нельзя, потому что человек не хочет понять. Он и сочувствовал военному, и в то же время невольное раздражение начинало подниматься в нем.
— И потом — диагноз! — продолжал пришедший. — Был ли он установлен точно?!
— Да, был. Операция это подтвердила.
— А я сомневаюсь, мне говорили компетентные люди…
Бритвин перестал слушать собеседника, надо было поберечь нервы — впереди операционный день. Он прикинул примерно расклад его, последовательность своих в нем действий и поймал последние в длинном монологе слова: «…вынужден обратиться в облздрав, пусть комиссию создадут!»
— Я могу лишь повторить, что было сделано все возможное. Но мы не всесильны, — сказал Бритвин, вздохнув. — А обращаться с жалобой вы можете куда угодно, это ваше право. Теперь же, к сожалению, меня ждут дела…
«Что ж, — думал Бритвин, глядя в широкую прямую спину выходящего из кабинета, — добьется он, пожалуй, своего — и комиссии, и разбора случая. И придется объяснять очевидное, силы и время тратить…»
В ординаторской Бритвин застал всех четырех врачей отделения. Ему всегда было приятно видеть их вот так, вместе. Бравые мужики, ничего не скажешь. Возраст самый золотой: от тридцати до сорока, физически крепкие и даже, казалось ему, красивые. Не так-то просто их было подобрать. «Моя команда», — подумал он, здороваясь.
При всех особенностях каждого было в них и общее — жадность и интерес к делу. Из этого он и исходил, их у себя собирая. Пришлось-таки похлопотать, из других больниц уговаривал перейти, а для одного, Бельченкова, даже перевода из дальнего, глухого района области добился.
Тонкая это вещь — врачебный коллектив, да еще в таком горячем деле, как хирургия. Общий, так сказать, хомут, и каждый должен тянуть по-настоящему, на других тяжесть не перекладывая. Когда Бритвин организовывал отделение и подбирал врачей, он учитывал все: возраст, здоровье, опыт и даже пол. С женщинами, например, никак нельзя было связываться — то отпуска декретные у них, то «боллистки» по уходу за детьми. И пожилые хирурги тоже не подходили — силы не те, близкая пенсия размагничивает. Да, похлопотал он с этим, зато теперь был уверен, что ребята не подведут. Каждый специалист высокого класса, с энергией, честолюбием здоровым, каждый работу научную ведет. И каждый знает, что до шефа ему еще далеко, подумал Бритвин, усмехаясь. А что, это тоже очень важно для нормальной работы — авторитет руководителя. Иначе такой разнобой пойдет, конфликты, групповщина.