Пока Пааль ел кашу, она дошла до почтового ящика, забрала три конверта и заменила их другими – на случай, если муж спросит почтальона, забрал ли тот утром три его письма.
Пока Пааль ел яичницу, она спустилась в подвал и бросила письма в печь. Сначала загорелось то, что адресовано в Швейцарию. Потом те, что должны были отправиться в Германию и Швецию. Она поворошила угли кочергой; обгоревшие конверты рассыпались и исчезли в огне черным конфетти.
Шли недели, и с каждым днем слабела защита его разума.
– Пааль, дорогой, ну неужели ты не понимаешь?
Терпеливый, ласковый голос этой женщины притягивал его, но одновременно и отпугивал.
– Неужели ты не можешь сказать это для меня? Просто чтобы сделать мне приятное. Пааль?
Он понимал, что ею движет только любовь, но звук постепенно разрушал его. Сковывал мысли, словно заключая в кандалы его дух.
– Ты хочешь ходить в школу, Пааль? В школу. Хочешь?
Ее лицо казалась маской заботливой преданности.
– Попробуй сказать что-нибудь. Пааль. Просто попробуй.
Он защищался, пугаясь все сильней. Тишина приносила его разуму фрагменты смысла. Но звук возвращался и облачал их в громоздкую, неуклюжую плоть. Смысл соединялся со звуками. Эти связи создавались с пугающей быстротой. Он боролся с ними. Звуки покрывали легкие, стремительные символы отвратительным связывающим тестом, которое потом нужно было поместить в печь произношения и разделить на жалкие отрезки слов.
Он боялся этой женщины, но нуждался в ее тепле, в защите ее рук. Словно маятник, он раскачивался от боязни к приязни и обратно.
А звуки продолжали пробивать дорогу к его разуму.
– Мы не можем больше ждать известий от этих людей, – сказал Гарри. – Он должен пойти в школу, вот и все.
– Нет, – ответила Кора.
Он отложил газету в сторону и посмотрел на нее. Она не подняла глаз от вязанья.
– Что значит «нет»? – раздраженно спросил он. – Каждый раз, когда я завожу речь о школе, ты говоришь «нет». Почему он не должен ходить в школу?
Спицы замерли и опустились на ее колени. Кора по-прежнему смотрела на них.
– Не знаю, – сказала она. – Только это… – С губ ее сорвался огорченный вздох. – Не знаю, – повторила она.
– Он пойдет туда с понедельника, – решительно объявил Гарри.
– Но он боится.
– Конечно боится. Ты бы тоже боялась, если бы не умела говорить, когда все вокруг говорят. Мальчику нужно образование, вот и все.
– Но он вовсе не недоразвитый, Гарри. Я… клянусь, он иногда понимает меня. Без всяких слов.
– Как это?
– Не знаю, но… Послушай, Нильсены не были глупыми людьми. Они не могли просто так отказаться от обучения мальчика.