— Что ж! Чем раньше вы приступите, тем быстрее закончите. — Без стеснения продолжил гнуть свою линию Фельдмаршал.
— И ты не против?
— Нет, ведь сразу после этого Шаген закажет продолжение.
— То есть как это? — вот теперь мне точно не видать исчезновения глупого «Мат»?
— А вот так! Если дело выгорит, остальные блоки тоже креативим и снимаем мы. И вообще деточка! Папочка тобой может гордиться и папочка гордится. — Прижав руку к сердцу, доверительно сообщил он.
— Папаня, и не стыдно на ребенке зарабатывать?
— На таком талантливом как ты — нет! У меня пополнение в семье вскоре забыла.
В этот момент он выглядел таким уверенно самонадеянным в черном костюме, на королевском кресле, в хай-тековском кабинете, с фельдмаршальским прищуром синих глаз, что желание «умыть» его во мне возросло многократно.
— Пока у Иришки кольца на пальчике нет, о семье говорить трудно.
— Какие наши годы! И ты не знаешь что такое гражданский брак?
— Знаю. И кстати, благодаря браку гражданскому ты можешь стать рогатым Фельдмаршалом, одиноким Фельдмаршалом и Фельдмаршалом, которому никто не пишет.
И тут же переключилась на менее личную тему, чтобы не успел уколоть в ответ:
— А теперь ответь, почему Шах тебя избегает?
— Ты уже вошел в роль родителя озабоченного судьбой дитятки? То есть озвучил мои требования?
— Нет. Но предположительно он уже желает набить мне морду. — Вздохнул Федор, отложив наши наработки.
— Кто на такого старика руку поднимет? — возмутилась искренне я.
— Ты лучше спроси, и кто на такую позарится? — отмахнулся он, передавая папку и отправляя меня.
— Вот ведь вредина!
— Учусь им быть.
Он с досадой смотрел на удаляющуюся птичку. Выправленная осанка, грациозная походка, тонкий силуэт и движения, завораживающие мягкостью. Это целиком и полностью была его работа, его изящная фарфоровая статуэтка, которую он самолично вылепил и обжег.
Перегнув с прошлым наказанием, Алексей был уверен, что куколке жить осталось не долго. Но девчонка выжила и не сломалась, ни с одним из специально подосланных. Теоретически она стала опасной как ядерная боеголовка, а на практике не смеющей перечить подстилкой. Акчурин злобно поморщился, вспоминая ее признание о контрацепции с Шевченко. Когда бы еще неукоснительное исполнение его правил сыграло против него? Только тогда, когда он был готов вернуть ее под свое крыло.
И ведь точно зная, что при первой же попытке отбиться от рук он поступил бы с ней так же, как и с другими. Но его девочка не смела перечить и придурок Шевченко обломал возвращение птички в клетку. Гребаный ублюдок!