Насчет последнего пункта Мишка вовсе не был уверен в своей правоте, но собеседники-то были информированы еще хуже, так что особого риска не предвиделось.
– Ну, а коли есть у князя противовес дружине, власть его этим только укрепляется. Сразу же слабеют руки, которые его то и дело за полы хватают и свободно шагать не дают, ибо появилась этим рукам замена.
– Вот так-то, други любезные, – Егор пристально глянул поочередно на Семена и Треску. – И обижать нас в таком разе князь своим людям не даст – нужны мы ему. Любовь и согласие с нами князю требуются. Одна беда – с чего ему быть уверенным в нашей верности? А ну как вознамеримся ему «путь указать»? Одно дело – сейчас мы туровские земли защитим, а другое дело – как бы не сказали «Без тебя отбились, так зачем ты нам?»
– И что? – от теперь в голосе Семена зазвучала искренняя заинтересованность, а не желание раззадорить собеседника. – Как князя в том уверить?
– Да очень просто! – Егор ухмыльнулся и пожал плечами. – Показать, что воевода Корней Агеич держит тысячу погорынскую под своей рукой твердо – без своевольства и пререканий. Воевода, который князем Вячеславом обласкан и златой гривной пожалован. Мол, ныне мы ту гривну отработали – земли твои от напасти защитили, а будешь с нами и далее по-доброму, отслужим не единожды и сторицей.
«Ничего себе! «Без своевольства и пререканий!» И это звучит из уст сочувствовавшего бунтовщикам десятника, которому лорд Корней полбороды секирой отмахнул! Что с людьми карьерные перспективы делают!»
– Так что думали мы посмотреть, получатся ли у нас две сотни для погорынской тысячи – огневская и… – Егор вопросительно глянул на Треску.
– Уньцевская! – отозвался на невысказанный вопрос дрегович.
– Да, огневская и уньцевская. Но не выходит… пока. Сказать воеводе с уверенностью мы ничего не можем, а коли нет уверенности… так и вовсе ничего нет. Вот так.
– Это почему же? – возмутился Семен. – Да что вы знаете, чтобы так вот судить?
– Знаем, Семен Варсонофьич, знаем, – отозвался Мишка. – Кабы не знали, не стоять бы сейчас Ратному на своем месте, да и вообще не быть. Ты не подумай чего плохого, мы к тебе со всем уважением. Ты и ладейщик изрядный, и не робкого десятка – не смылся же от Пинска на первой же ладье, до конца там был. Да и в бою себя выказал, хоть и ранен был… но мало этого. Не обижайся, но мало.
– Чего ж вам еще-то? Ну, я прям не знаю… дырка сзаду! Ты что, смеешься?
Ответить было что. Мишка собрался процитировать Великую Волхву – об умении сохранять достоинство в любых обстоятельствах, привести в пример Треску – в трудный час принял на себя ответственность за род, не торгуясь и не спрашивая, какая ему от этого выгода… да много еще можно было бы сказать. Мишка уже набрал в грудь воздуха, но с берега вдруг донесся крик Роськи: