Всеволод отчетливо скрипнул зубами.
– И греха бы в том не было! – повысил голос Михаил. – Ибо сказано в Писании: «Око за око, зуб за зуб»! Не нарушил бы я соразмерности воздаяния! Однако сижу вот рядом с тобой да пытаюсь объяснить, что властитель, коему десятки и сотни людей повинуются, в желаниях своих, даже самых простых и справедливых, не волен. Я! Тебе! КНЯЗЮ! РЮРИКОВИЧУ!! Это как понимать? Я-то, дурак, на науку надеялся – ждал узреть пример того, как рожденный повелевать ниспосланные Господом испытания превозмогает! А что увидел? Простеца отчаявшегося? Бешенство бессильное? Так то я зреть мог и у холопов не единожды! Ты за что под рубахой хватался? Не за оберег ли языческий?
– Замолчи!.. Ты не смеешь!.. – Всеволода все-таки проняло.
– Смею, ибо прав! Перед Господом все равны, но с властителей у Него спрос особый! – Михаил твердо взглянул в бешеные глаза собеседника и подчеркнуто спокойно добавил: – И не дергайся, лекарь к тебе не набегается.
– Да что ж ты вцепился-то, клещ?! Чего тебе надо?
– С князем хочу совет держать, с властителем земель и человеков, а не с лягухой, телегой перееханной.
– Да что б ты сдох…
– Все под Богом.
Оба умолкли. Михаил просто ждал, перекатывая в зубах сорванную травинку, а князь Городненский… по всему было видно, что мысли у него толкутся, как народ на торгу. Можно было с большой долей уверенности предполагать, что ТАК с ним не разговаривал еще никто. Хотя… может быть, и разговаривал, но не при таких обстоятельствах, и не непонятный мальчишка – сотник (в его-то годы!) какого-то погорынского войска, про которое никто и не слыхал никогда.
Молчание было долгим, Михаил даже начал опасаться, что Всеволод так и останется безмолвным – уйдет в себя, замкнется в своей беспомощности и безнадежности.
«Ну же, тебе ж все сказано, феодал задрипанный! Ты князь, управленец, туды тебя в стольный град и княжий терем! От тебя ждут не эмоций, а управленческого решения! Я же ясно показал: мог бы, но не стану! Ну! Должна же быть хоть какая-то ответная реакция! Неужто тебя так затюкали, что совершенно отбили способность к самостоятельным решениям? Только «на психе» можешь сорваться очертя голову, раненый, всего с двумя десятками…»
– Ты сказал, совет держать?
«Ну, слава богу, наконец-то!»
– Да, так и сказал.
– С пленником беспомощным?
– С князем. Пленный, не пленный, ты – князь. Я же сказал: мне с тобой не равняться, что бы там ни было. Тебе повелевать свыше дано, от рождения!
– Так что ж ты грубишь предерзостно?
– Пока ты ведешь себя, как простец… Я сказал «пока»! – отреагировал Михаил на еще не высказанное возмущение. – Для простеца это не грубость. Я бы и потерпел, но мне князь нужен, да и тебе тоже.