Это было всего лишь вежливое «простите, пожалуйста», но она так крутанулась вокруг своей оси, будто я чем-нибудь в нее запустила. И когда она на нас посмотрела, на меня повеяло стужей — примерно так же, как много лет назад, когда мы подстерегли ее у главного корпуса. Ее глаза были такими же холодными, как прежде, лицо — может быть, еще более суровым. Узнала ли она нас сразу, сказать не могу, но, без сомнения, в первую же секунду ей стало ясно, что мы такое: видно было, как она вся оцепенела — словно к ней нацелились ползти два больших паука.
Потом что-то в выражении ее лица изменилось. Не то чтобы оно смягчилось по-настоящему — но отвращение отошло куда-то на второй план, и она внимательно вгляделась в нас, щурясь от низкого солнца.
— Мадам, — сказала я, перегнувшись через калитку. — Не бойтесь нас, мы не хотели вас напугать. Мы — воспитанники Хейлшема. Я — Кэти Ш., может быть, вы меня помните. А это Томми Д. Мы пришли не для того, чтобы причинить вам беспокойство.
Она сделала несколько шагов назад в нашу сторону.
— Из Хейлшема, — повторила она, и теперь на ее лице даже возникла чуть заметная улыбка. — Что ж, это сюрприз. Если не для того, чтобы причинить беспокойство, то для чего вы здесь?
Вдруг Томми выпалил:
— Мы хотели бы с вами поговорить. Я тут принес кое-что. — Он приподнял сумку. — Может быть, это вам пригодится для Галереи. И хотелось бы поговорить с вами.
Мадам стояла на месте, освещенная закатным солнцем, почти не двигаясь и чуть склонив голову набок, точно прислушивалась к чему-то доносящемуся с берега. Потом опять улыбнулась, но теперь словно бы не нам, а себе.
— Понятно. Тогда прошу в дом. Послушаем, что вы хотите сказать.
Входная дверь у нее, я заметила, была с цветными стеклами, и когда Томми закрыл ее за нами, в коридоре, где мы очутились, стало довольно темно. Коридор был такой узкий, что можно было коснуться локтями сразу двух противоположных стен. Мадам остановилась перед нами и неподвижно стояла к нам спиной, опять как будто прислушиваясь. Через ее плечо я видела, что тесный коридор дальше делился надвое: слева — лестница наверх, справа — еще более узкий проход в глубину дома.
Следуя примеру Мадам, я тоже стала прислушиваться, но в доме вначале было тихо. Потом — кажется, откуда-то сверху — донесся еле слышный глухой стук. Похоже, он что-то означал для Мадам: она сразу же повернулась к нам и, показывая в темный проход, сказала:
— Подождите меня там. Я сейчас спущусь.
Она начала подниматься по лестнице, но, видя нашу нерешительность, перегнулась через перила и опять показала в темноту.