— Может, ты смог бы аккомпанировать мне? — спросила я как-то. — Ты играешь на чем-то? Давай и тебе купим музыкальный инструмент?
Он долго размышлял, поглядывая на мою гитару, после чего ответил:
«Ни одна гитара или лютня[4] работы людей не сравнится с поделкой сидхе. Я мог бы сказать много плохого о том народе, но их магия — музыка. Мне если только бубен или барабан. Поддержу ритмом».
— А чем плохи сидхе? — удивилась я. — Говорят, они были миролюбивым волшебным народом.
«Врут», — появилась лаконичная запись в тетрадке.
Мы так и общались: я вслух, Дарио — записками. И если я могла себе позволить достаточно пространные реплики, то его ответы всегда были краткими и по существу.
О себе он не рассказывал. Я, разумеется, пыталась выяснить, как так получилось, что он угодил под суд и потом в рабство, но единственное, чего смогла добиться, — это короткая фраза:
И всё, понимай как хочешь.
Выздоравливал он нечеловечески быстро. Буквально три недели с момента нашей первой встречи — и уже не скелет, обтянутый кожей, путешествовал со мной, а крепкий высокий мужчина. Сила и ловкость возвращались не так быстро, как вес и мышцы, но и над этим он работал. Во время каждого привала, пока я пыталась отдохнуть после долгой поездки в седле, он, не мешкая, разбивал лагерь, разводил костер и сразу же начинал заниматься. Сначала делал упражнения, чтобы разогреться, а после танцевал (иначе это и не назовешь) с мечом.
Красиво… Наверное, он когда-то был сильным воином. И снова будет, полностью восстановившись.
— Дар, сколько тебе лет? — поинтересовалась я как-то. По лицу, изуродованному шрамом, сложно было понять. Не стар, да, но точнее не ясно. — И сколько лет ты провел в… таком состоянии? — помявшись, договорила я.
Он сжал губы в тонкую линию и словно закаменел. Игнорировал меня долго, занимаясь костром. Я уж было решила, что так и не получу информации, но потом, словно решившись, Дарио взял тетрадь и, не поворачивая ко мне головы, написал:
«Считай, что мне тридцать».
— Как это, считай, что тебе тридцать? — озадачилась я. То, что ответа на второй вопрос не узнаю, уже поняла. Вероятно, это слишком болезненная тема. — А по-настоящему? Ты не помнишь?
Мужчина неопределенно дернул плечом и, взяв меч, пошел тренироваться, давая понять, что тема закрыта.
С ним было одновременно и легко, и сложно. Порой мне казалось, что не он моя собственность, а я его. Он относился ко мне как к несмышленому ребенку, опекая, помогая, охраняя от малейшей опасности. Корректировал наше передвижение, брал на себя всю тяжелую работу, не позволяя мне рубить дрова или лапник, например. Написал, что мне нужно беречь руки. Дарио внимательно слушал всё, что я ему говорила. Но о себе сообщать ничего не хотел, уходя от моих вопросов весьма умело. Хотя, что уж легче, если его немота давала ему на это все основания.