Дорм наблюдал за закатом и не шевелился, и не потому что боялся испортить красивый момент, как любят писать поэты, а потому что ему было больно, по-настоящему больно. Глаз заплыл и ныл, а каждая мышца в теле решила, что за сегодня она выполнила свою годовую норму работы и взяла отпуск.
Дорм не знал, сколько он уже так провалялся и сколько б еще лежал без движения, но из состояния мертвеца его вывел запах. Запах костра и еды. Блаженный аромат неизвестно чего, булькающего и шипящего в котле.
Как бы сейчас не было плохо парню, его желудку намного хуже. Дорм не ел с того самого момента, как его вытолкали из грузовика и дали жалкие крохи съестного.
Молодой, растущий и изнеможённый организм требовал еды! И не просто требовал, а яростно вопил об этом громким урчанием. Парню даже показалось на мгновение, что вибрации, исходящие из его желудка, спровоцируют землетрясение.
Дорм попытался подняться. Ага, щаз!!! Пресс отказывался поднимать своего хозяина. Пришлось перевернуться на живот. Но и тут дело застопорилось, руки так же взбунтовались и не хотели напрягаться. Сын рыбака давненько не чувствовал себя таким беспомощным. В последний раз нечто похожее он ощущал, когда целый день махал кувалдой, помогая бате раздолбать кирпичную стену старого сарая.
Спустя пару минут, каким-то непостижимым образом и все время кряхтя, Дорм оказался на ногах. Держать равновесие было тяжело, но второго такого подъема парень точно не осилит.
Благодаря запаху еды, из мертвых восстало еще два тела: одно с рыжей головой, а второе — лысое и долговязое. Движения их были вялыми и очень медленными. Угнетающее зрелище.
Чуть в стороне, как и утром, Боров сидел на пне в своих неизменных бледно-желтых мешковатых штанах, босой и похлебывал что-то из дымящейся жестяной кружки. Перед ним полыхал костер, а рядом стояли три котла разных размеров накрытые крышками.
Гигант молча поставил свою кружку на пол, поднялся, сходил в шатер и вернулся с трема мисками, ложками, такими же жестяными чашками как у него самого и с огромным черным мешком.
Мешок он бросил на землю и снова присел на свой, судя по всему, любимый пень. Командир новобранцев, не удосужив своим вниманием раскаленный металл, голыми руками снял крышку с самого большого котла. Внутри была какая-то неизвестная каша рыжего цвета, смутно похожая на гречку. Боров деревянным половником наполнил три миски содержимым котла, поставил посуду подле себя и выжидающе уставился на непонимающих новобранцев, неуверенно переминающихся на трясущихся ногах.
— Если не хотите есть, то кашу в помойку, а тарелки вымыть, — эти слова повлияли на новобранцев лучше любых уговоров и предложений. Они медленно подошли и аккуратно взяли тарелки, каждую секунду ожидая какого-нибудь подвоха. Но их никто не собирался бить или забирать тарелки, поэтому они кружком уселись вокруг костра и начали уплетать кашу за обе щеки. Рыжая вязкая субстанция, между прочим, оказалась очень вкусной.