Я рухнул на спину, зажмурившись от бьющих в лицо прожекторов. Гам, царящий на арене — писк обоих ползунов, плач девчонки, ругательства запертых в камерах товарищей по несчастью, — поутих, и я слышал его будто бы через толщу воды.
Сейчас вырубишься — и все, конец. Хотя какое там вырубишься, когда колено будто бы буравят тупым сверлом.
Я перевернулся на бок, приоткрыл глаз…
Все не так уж и плохо. Оба ползуна трепыхаются, сплетясь в невообразимый клубок, и им пока явно не до нас. Тот, что с ломом в глотке, наверняка ранен смертельно. От второго тоже толку мало.
Как, впрочем, и от меня.
Я почувствовал, как что-то коснулось моего плеча, и дернулся как ошпаренный.
Девчонка. Размазывая слезы по испачканному лицу, теребит меня за рукав.
— Вставай! Вставай, что же ты… Ну, пожалуйста…
Ну да, действительно, что это я развалился? Жутко захотелось двинуть ей локтем в нос, но сдержался. Что было не так уж и трудно — сил не осталось даже на то, чтобы как следует выругаться. Боль отнимает последние крохи энергии, хотя она же и не дает окончательно впасть в забытье.
Я перекатился еще дальше, к самой стене. Что-то твердое и холодное уперлось в бок. А, второй лом. Я вытянул его из-под себя и, опираясь, как на костыль, приподнялся на одном колене. Девчонка подхватила было меня с другой стороны, но зацепила ботинком раненую ногу, и я взвыл, как аварийная сирена. Снова рухнул на пол, корчась от боли. Перед глазами все померкло, погрузилось в мерцающую багровыми сполохами кашу, по щекам, продираясь сквозь многодневную щетину, покатилась жгучая струйка. Слезы?!
Никогда в жизни, даже когда был сопливым мальчишкой, не плакал от боли. Вот и сейчас. Злость, бессильная ярость, нежелание мириться с неизбежным. И какая-то непредставимо огромная, просто вселенского масштаба, обида. Не хочется подыхать ТАК… Здесь… Да что там — вообще не хочется.
Я поднял голову, услышав лязг открывающейся решетки.
На арене снова появился робот в черном, парой мощных ударов добил корчащихся в муках ползунов. Подцепив крюком, утащил с арены — сначала одного, потом второго. Ну да, они уже не бойцы. Шевелиться еще шевелятся, но для шоу не годятся.
Подошел ко мне. Крюк с плоским, остро отточенным лезвием замер перед самым моим носом. Я, выругавшись, из последних сил отмахнулся от него своей железякой. Крюк от удара даже не дрогнул, а вот у меня лом чуть не вывалился из пальцев. Но намек был понят — робот, развернувшись, пошагал прочь.
Ну вот. Еще несколько минут жизни выиграны. Только вот зачем? Для того, чтобы шоу продолжалось?