Она поставила поднос на ночной столик, машинально открыла ставни, как делала каждый день. Франсуа катил по аллее тачку. И насвистывал. Маргарита молитвенно сложила руки: «Господи!»
Вода перестала течь. Сейчас Фомбье выйдет. Она кинулась в коридор и стала звать:
— Мадам! Мадам!
И почувствовала горькое облегчение. Самое страшное позади. Теперь все закрутится само собой, ей уже ничего не придется решать. Ее роль сыграна.
— Мадам!
— Что случилось?
На пороге ванной комнаты показался Фомбье. Струйки воды стекали с его волос на банный халат.
— Хозяйка исчезла.
— Что за чушь?
— Ее нет в комнате.
— Ну и что? Она в саду.
Все предвидела Маргарита, но только не это. Она представляла себе, что, едва прозвучит тревожное сообщение, в «Мениле» начнется паника. Она растерялась, испугалась, что покажется слишком взволнованной.
— Но хозяйка не разбирала постели, — сказала Маргарита почти спокойно.
На этот раз Фомбье явно потерял самообладание. Он как-то передернулся. Но сдержался и произнес уверенным тоном:
— И что из этого? Просто она не ложилась. Разволновалась и не могла уснуть… А рано утром вышла… — Он скрылся в своей комнате и, одеваясь за полуприкрытой дверью, спросил: — Если бы мадам вышла за ворота, вы бы, наверное, заметили… А? Вы меня слышите?
К счастью, Маргариту никто не мог видеть. Она сжала щеки руками, словно боялась, что они побледнеют еще сильнее, и топталась на месте, не в силах стоять и не решаясь уйти.
— Я не заметила.
— Значит, я прав. И мадам в саду. Не нужно терять голову, Маргарита.
Он вышел, неся на руке пиджак и нервно на ходу застегивая манжеты: слишком крупные пуговицы не пролезали в петли, выскальзывали из пальцев.
В это время Симона открыла дверь своей комнаты и выглянула в коридор Фомбье тут же резким движением надел пиджак.
— Не беспокойтесь. Просто жены нет в комнате. А Маргарита всполошилась…
— Она не разбирала постели, — мрачно повторила служанка.
— Все же это странно, — сказала Симона, задумчиво глядя на Фомбье. — Нужно предупредить Клодетту.
Было ли тому виной слово «предупредить» или значительность в голосе молодой женщины, но именно с этого момента трагедия стала ощутимой. Симона затягивала и затягивала пояс халата, все трое подняли головы: сверху доносились легкие шаги.
— Я пойду первая, — предложила Симона. — Вы же ее знаете! Вообразит невесть что…
Она подхватила подол халата и ступила на лестницу. Фомбье, нахмурившись — на лбу его залегла глубокая складка, — вертел в руках связку ключей.
— Когда вы входили, дверь дома была закрыта?
— Нет, мсье, — ответила Маргарита.