– Мам, – позвал Борис. – Мам… – В голосе его были тревога и страх.
Она открыла глаза и, пересиливая боль, улыбнулась.
– Мама, живот болит, да? Снова болит? – спрашивал Борис, стоя рядом.
Мать вновь закрыла глаза, попыталась вздохнуть глубже, но не получилось.
Борис положил свою ладонь под ладонь матери.
– Сейчас пройдет… Сейчас пройдет, мам… – Борис повернул голову к окну, видя в нем край падающего, наливающегося малиновым цветом солнца, и что-то быстро и неслышно зашептал.
– Анька, ты чего лежишь? – прокричала в оставшуюся открытой дверь соседка тетка Ира, веселая и красивая. – Желудок снова? Ой, господи… – Она подошла к кровати, взъерошила волосы на голове Бориса. – Знаю я средство от язвы… Отец мой перед войной вылечился. Двадцать пять стаканов свежей земляники полевой надо съесть. В день по стакану. Сразу отживел. А то помирал совсем… – Тетка Ира присела на край кровати.
У матери задрожал подбородок, сильно задрожал.
– Ну, чего ты, Ань? – горестно спросила тетка Ира и обратилась к Борису: – А ты иди, Борь… Иди, кур корми. А я посижу с мамкой.
Борис закрыл за собой дверь комнаты, и у матери сразу прорвались слезы.
– Ой, Ир, не могу больше! Не могу терпеть! – причитала она, всхлипывая, захлебываясь слезами. – Всем премии дал по пятьдесят рублей, а мне не дал, говорит, за недисциплинированность… А сам зубы скалит. А потом отозвал и спрашивает: «Долго ломаться еще будешь или хочешь, чтоб вообще с шахты выгнали?..» Ой, не могу, что мне делать? А если тронет – убью. Обухом или каменюгой стукну по голове, и всё. Пусть что хочут делают тогда, хоть посадют – убью. А Борька как же, ой, боже ж ты мой!..
Падая, солнце наполняется малиновым цветом до предела, и кажется, что сейчас, когда оно коснется острой верхушки террикона, – прорвется и из него потечет густой и сладкий сок.
Серый и Борис сидели на лавке и, не сговариваясь, держась за край, стали медленно запрокидываться, и вместе с ними начала опрокидываться земля, и все поменялось местами: солнце было внизу, и к нему стремился террикон, а по шершавой, без травы, земле ходили замедленно, по-вечернему, женщины и сзывали кур, и куры бежали к ним со всех ног – вверх ногами по земле, как по небу, а внизу, как земля, стояло еще светлое, предвечернее небо.
Борис смотрел неотрывно на солнце и что-то вдруг прошептал, быстро и почти неслышно.
Серый покосился на него.
– Ты чего бормочешь? Как колдун…
– Ничего… – ответил Борис и нахмурился.
– Сегодня в десять большие будут драться там, за кустами, я подслушал, – сказал тихо Серый и сел нормально.