Мужчина поднял голову, увидел Серого и Бориса, махнул им рукой и хрипло крикнул:
– Эй, ребятки… идите сюда… Идите…
Серый и Борис переглянулись и спустились осторожно вниз. Вблизи они увидели, что мужчина совсем пьяный. На его большое, с тяжелыми веками лицо упали длинные гладкие волосы, которые должны быть зачесаны назад. Мужчина с трудом оторвал от столба руку и протянул ее для рукопожатия.
– Здравствуйте, ребятки, – сказал он хрипло, но с улыбкой и заискивающей ноткой в голосе.
– Здравствуйте, – сказал Борис и, поколебавшись чуть, протянул ладонь.
– Здорово, – сказал Серый спокойно. Пьяного и одноногого можно было не бояться.
– Садитесь, ребятки, – предложил одноногий и показал рукой на сухую, твердую землю.
Серый и Борис продолжали стоять, и тогда мужчина решил сесть первым. Он отпустил столб, но не удержался, дернулся на одной ноге и, опрокинувшись на спину, тяжело упал, как все большие взрослые люди.
Серый и Борис быстро присели на корточки и, глядя в его неподвижное, с закрытыми глазами лицо, испуганно спрашивали, перебивая друг друга:
– Дядь, ты чего?.. Чего ты?.. Чего ты, дядь?..
Глаза мужчины медленно открылись. Они оказались светлыми и спокойными. В черных зрачках отражалось небо с кусками облаков и два мальчишеских лица.
– Ничего, – сказал мужчина неожиданно спокойно и трезво, а дальше вдруг опять пьяно: – Ничего со мной… Что теперь со мной может быть? Подмогните мне подняться, а, ребятки!
Серый и Борис взяли мужчину под руки и с трудом, напрягаясь, помогли сесть. Теперь мужчина сидел, вытянув единственную ногу, и вновь протянул руку для знакомства.
– Николаем меня зовут. Дядь Коля, значит…
– А меня – Борька.
– А тебя?
– Серый.
– А откуда вы? Что-то я тут вас не видал ни разу… – сказал одноногий, вглядываясь в лица Серого и Бориса.
– Мы с «пятой-бис»… – ответил Серый.
– Так «пятая-бис» там, – удивился одноногий, – а здесь двенадцатая… Вы небось заблудились?
– Не, мы в ёлки идем… – объяснил Серый.
– В ёлки? Это ж далеко…
– У нас дело, – объяснил Серый.
– Дело – это хорошо, – кивнул одноногий понимающе. – А у меня… Серый, радость большая, – продолжал он и вдруг тихо засмеялся и замотал головой, – сказал тоже… радость большая… радость большая… хрен старый… радость большая… Сын у меня родился, понимаете?
– Понимаем, – кивнул Серый, – бабы беременные становятся, а потом детей родют.
– Правильно, – обрадованно воскликнул одноногий, но спохватился: – Э-э! Этого вам знать нельзя еще. Детей на базаре покупают… А у меня сын родился… Танька, жена моя, родила… – Он счастливо и пьяно засмеялся, уронив голову на грудь. – Танюшка моя… сын… Андреем назову… Андрюха! Маленький он еще, – он показал руками, какой маленький у него сын, сведя расстояние между большими квадратными ладонями до нескольких сантиметров. – Ма-а-ленький. Но это ничего! Это он еще подрастет! И знаешь, кем он у меня будет? Не знаешь? Думаешь небось, шахтером? – Одноногий сжал ладонь в здоровенный жесткий кукиш. – Во! Во, скажу, видел?! Я в шахте наишачился и за себя, и за тебя. Не-ет, он у меня шахтером не будет, – продолжал он уже радостно. – Знаете, кем он у меня будет? Э-э! Не знаете. Он у меня будет… шофером! Вот это дело! Я сам всю жизнь мечтал. Только не вышло ничего… А Андрюха мой сделает! Вот вы небось думаете, что ногу мне на войне отчикали? – Он шлепнул ладонью по земле, по тому месту, где должна быть его вторая нога. – Нету… Все так думают. А я с войны целый пришел. Ранили, правда… в легкое… и контузия тоже… Но ноги-то целы были! – Одноногий опять хлопнул ладонью по земле. – Это мне в шахте… В прошлом году… Привалило меня…