Полозова, красивого породистого мужчину сорока с небольшим лет от роду, взяли утром во вторник за завтраком, когда он намазывал на сметанную лепешку черную икру. Видели бы вы, как он зыркнул на открывшую дверь супругу.
Всю дорогу в Лефортово Полозов возмущался (про себя, конечно, не вслух) беспардонностью рассейских хамов-ментов, которые мало того, что не дали выкушать бокал кофе лепешкой, но и не удосужились объясниться.
«Лев Борисович Полозов?» (это они, менты). «Лев Борисович Полозов» (это он). Оковы на руки и в ментовозку. Вот и все объяснения. Ха-мы.
Грозиться Фазан предусмотрительно не грозился, так как знал — можно запросто получить в морду, но отместку лелеял. Менты — это так, мелочь пузатая, нужно было выяснить, кто за ними стоит конкретно. Этим, разумеется, должен был заняться адвокат, который в экстренной ситуации имел право воспользоваться спецсчетом на предъявителя. Денежки сами всё узнают, сами всё уладят с невиновным, каковым является Полозов, и покарают виновного.
Льва Борисовича поместили в одиночку, до обеда вяло допросили, на обед приволокли жестяную миску с помоями, от которых несло половой тряпкой, тарелку с густой, как замазка, гороховой кашей и кружку желтого кипятка. Кусок хлеба, который к этому прилагался, был какого-то подозрительного серого цвета с мраморными разводами. Всё это Полозов немедленно вывалил в парашу.
Адвоката, которого требовал Лев Борисович, в этот день не было.
Ужин, кстати, постигла участь обеда.
Ночью Полозов, впервые оказавшийся в такой безнадежной ситуации, не спал, рычал сквозь стиснутые зубы, алкая в себе безжалостную месть, либо стонал, понимая, что в этом каменном мешке можно в два счета загнуться и, как поется в песне, никто не узнает, где могилка твоя.
Было жарко и душно, пришлось раздеться до трусов, хотя Полозов и брезговал ложиться голышом на затянутые жиденькой колючей подстилкой деревянные нары. Но куда же денешься. Из параши разило кашей, в животе с голодухи поквакивали лягушки.
Вместе с завтраком в окошечко просунули свежую газету. Давясь, Полозов проглотил тарелку сваренной на воде, ничем не приправленной и даже не посоленной перловки, сжевал резиновую краюху хлеба, запивая чуть сладким кипятком, после чего принялся за газету.
Одеваться не стал — жарко. Между прочим, никакой спецодежды ему не выдали, только пошарили по карманам, посмотрели, велев приспустить штаны, что там с изнанки, не приколото ли чего, граната, например, — да так и оставили в рубашке и брюках.
Газета была неспроста. На втором листе имелась статейка о нём, Полозове, с перечислением его грехов. Вменялось в вину то, что составило славу фирме, а именно: открытие первоклассного отеля в столице, где, кстати, любят останавливаться члены МВФ, развертывание сети национальных ресторанов, в которые вечером не прорвешься — все места бронируются заранее, возведение водного комплекса категории А на берегу Черного моря и т. д. Всем бонзам появление вышеперечисленного не просто понравилось, а понравилось очень и даже очень. И никто тогда не считал, откуда у Газпрома такие деньги. Теперь полюбуйтесь-ка чего пишут в правительственной газете: «Страна, где порой не хватает денег на выплату пенсий, не может позволить себе подобного расточительства».