И понеслось.
У меня появился влиятельный союзник. Его появление пробуждало во мне чувство юмора, которым я, кажется, в обычной жизни не отличаюсь.
Роберт приезжал в Нарочь навестить дочь и внука. Но в основном на рыбалку. Рыбалка была чуть ли не единственной степенью свободы, в которой он нуждался. Основной валютой для него стал копченый угорь. Иногда он вырезывал диковинные фигурки из корней, покрывал их лаком. В жизнь и культуру Республики Беларусь Гога вписался вполне органично. Любил тормознуть на шоссе, показать лавочки-беседки и детские качели, которые когда-то изваял с товарищами на своих давних шабашках. В бытность Союза часто ездил по стройкам Сибири. Особенно меня покорило то, что он знал и любил мой родной город. Наверное, поэтому мы так и сошлись характерами.
На последнем кадре, застывшем в глазах Иланы, дядя Гога плывет кролем по Медяльскому озеру. Вечный юноша. Молодой атлет. Сколько ему тогда было? Семьдесят? Гога умел «делать картинку». Его парализовало под вполне патриотичным автомобилем «Москвич», когда он по обыкновению лежал под ним и возился с подвеской. Нашли его только под вечер, увезли на «Скорой». В парализованном состоянии дядю Роберта представить себе было трудно. Самое тяжелое для героя – ничтожная кончина. Инсульт лишил его дара речи и возможности передвижения. Пребывать в состоянии «овоща», как Бляхер, Гога был не готов. Не его стиль. Он это понимал – и вскоре умер, избавив родных от лишних хлопот и вздохов. После смерти дяди Гоги возвращение на родину стало для Ланы чуть ли не долгом. Если одни веселые люди уходят, на их место должны приходить другие. Эсквайр оставил нам эти райские места в наследство, поручил любить, холить и радовать своим активным присутствием.
Квартиру в курортном поселке Нарочь мы купили через год после его смерти. Около вертолетной площадки. Там был всего один вертолет, и появлялся он только в конце лета. На геликоптеры мне нравилось смотреть с детства: когда-то я собирал марки с летающими аппаратами. Благодаря какой-нибудь «сарафанной почте», связующей нас с загробным миром, эсквайр наверняка был в курсе нашего переезда – одобрял его и был счастлив за нас. Иначе и быть не могло.
– До свидания, эсквайр!
– До встречи, сэр!
4. Энергетическая пирамида
Я поднимался по лестнице с пластмассовым тазиком, полным бытовой мелочи, завернутой в газеты, когда впервые столкнулся с нашей соседкой. Ольга – так она представилась – с любопытством меня разглядывала.
– Издалека к нам?
– Издалека, – ответил я. – Из союзного государства. Из сопредельного союзного государства.