38. Иероглиф безумного макса
На следующее утро Лолы в «Приозерном» не оказалось. Я позвонил раз десять на ее номер, потом приехал в санаторий, где и выяснил, что она съехала вместе с мужем еще вчера вечером. Иной информации администрация предоставить мне не могла. Я настаивал на получении домашнего адреса, предчувствуя, что дело приобретает фатальный оборот. Нашел Веру, которая проверила свои журналы и отметки и разочарованно сказала, что координат своих Скоробогатовы не оставляли.
– Им бронировало турагентство из Минска. Что ты так всполошился? Можешь позвонить их оператору. Агентство «Лентяй». Надо же придумать такое идиотское название.
– Он был похож на друга моего детства, – промямлил я. – Эдик-педик. Мы росли с ним в одном дворе…
– Педик? Ну, не знаю. Обратись в телепередачу «Жди меня».
Я прошел в бар, заказал кофе и сто граммов армянского коньяка.
– Тебе не рано? – улыбнулась Тамара Павловна, здешняя официантка, которую я знал сто лет и несколько раз подвозил до дома в Малую Сырмежь в состоянии глубокого опьянения.
– У меня праздник, – сказал я злобно. – Вернее, горе.
В баре никого не было, лишь на экранах телевизоров, подвешенных под потолком, мелькала все та же белорусская эстрада. Я бы выпил пару порций и удалился, если бы мне неожиданно не повстречался Шаблыка-младший – Безумный Макс. Он возвращался из «Зубренка», местного «Артека», где в очередной раз выступал с кагэбэшной лекцией.
– Как дела, коллега? – спросил я у Макса с напускной бодростью. – Все ловишь бунтовщиков? Сколько повязал за последнее время?
– Всем кранты, – ответил он. – Мы свернули шею оранжевому перевороту. Фуфлогоны сидят по домам… Или… Ха-ха… В Одноклассниках.
– Социальные сети еще не запретили?
– Еще не запретили. И ЖЖ не запретили. И Фейсбук… Надо будет – запретим. Пока что не надо. Мы – свободная, демократическая страна. Ну что, за встречу?
Я был рад этому прямолинейному неотесанному парню, которому давно простил и ночную стрельбу, и ортодоксальность политической позиции. И дикие выходки его «Пражской зимы» простил. В конце концов, он до сих пор пытался восстановить своей деятельностью связь времен, не отрекся от идеалов прошлого.
– Давно хотел тебя спросить, Макс… Чем тебе так насолил Вацлав Гавел? Нормальный вроде чувак… Актер он, что ли… Гуманитарий. Типа Ландсбергиса. Время выбирает теперь вот таких, яйцеголовых.
– Вот и я его выбрал, – хохотнул Шаблыка и сделал большой глоток «Араспела». – Он в Европке – самая характерная сволочь. Ты знаешь, что их семейка сотрудничала с нацистами? Что он не интеллигент никакой, а самый что ни на есть олигарх? Первое, что он сделал, когда его избрали, – продавил закон о реституции. Вернул заводы, газеты, пароходы. И дворцы. Реституция по Бенешу была ограничена февралем сорок восьмого года. Чтоб ничего не возвращать судетским немцам. Но Гавел все обстроил. Несмотря на то что семейка его была признана коллаборантами.