Искушение архангела Гройса (Месяц) - страница 145

Мужчина вежливо поблагодарил ее, достал из портфеля чистый мешок из-под кубинского сахара и пересыпал в него из посудины тяжелое звенящее содержимое.

– Премного благодарен вам, Маргарита Макаровна, – сказал он. – Родина вас не забудет.

Пухлые губки а-ля Анджелина Джоли, могучая, накрепко заплетенная коса на плече, большие выразительные глаза. Маргарита Макаровна не была похожа на сапожника или часовых дел мастера. Передо мной стоял снайпер.

Я представил ее руки, бесшумно вскидывающие винтовку в древесной листве и с механической точностью производящие ряд смертельных выстрелов.

– Здравствуйте, – сказала она с прежней насмешливостью, перехватив мой взгляд, гуляющий по ее животу и потертому ремню на голубых джинсах.

Слегка качнула бедрами, желая возвратить меня к жизни.

– Что у нас на сегодня?

– Что? Не могли бы вы заменить батарейку в моих часах? Три дня живу как на необитаемом острове…

– Счастливые времени не замечают, – согласилась девушка, взяла мои часы, оценила их на вес, слегка подбросив на ладони, и добавила: – Вам их еще лет на десять хватит…


НОВОГРУДОК, КНЯЗЬ МИНДОВГ

– Мой дядя, Йосеф Гуревич, женился на Брейне Фейгель Лондон из семьи известных раввинов и знатоков Торы. Они жили в Слониме, и у них было три дочери – Рахель, Двойра и Малка. У Брейны Фейгель жил в Англии брат Шлема Хаим Лондон, очень уважаемый и очень богатый торговец мехами. В тысяча девятьсот тридцать восьмом дядя Шлема приехал в Слоним и забрал племянницу, тринадцатилетнюю Рахель, с собою в Англию.

– У него фамилия Лондон? – спросил Арсеньев на всякий случай. – Фамилия Лондон, город Лондон… Вы не оговорились?

– Я не оговорился, молодой человек, – оскорбился старик. – В паспорте моего дяди было записано «Лондон». Он поэтому туда и поехал.

– По-моему, это было записано в паспорте его жены Брейны Фейгель, – отозвался Арсеньев холодно. – Вы вообще замечаете, что я хочу вам помочь, а вы топите себя в сумятице показаний?

– Верните мне мою лопату. Отвезите туда, где меня нашли, – ответил Шломо Моисеевич.

– Вы свободны, – сказал милиционер, – но тем не менее не уходите. Я вижу, что вы хотите что-то рассказать. Я могу не заносить этого в протокол.

– Наш большой дом стоял на улице Рацело, – продолжил Шломо, – это в центре Новогрудка. Вдоль этой улицы расположена усадьба Мицкевича, о котором я сегодня уже говорил. Нашу семью и семью тети Хайки Сухарской считали богатыми и уважали не только на улице Рацело, но и во всем Новогрудке. – Поймав разраженный взгляд следователя, старик добавил: – Первыми в Новогрудок въехали немецкие патрули на мотоциклах. За ними следовали танки. Преследование евреев началось в первый же день. Нам запретили ходить по тротуару, велели пришить звезду Давида на спину и на грудь. Что вам надо от меня? Предъявить вы мне ничего не можете.