Девушка, оказавшаяся в курсе моих недавних похождений, тоже почему-то стояла вместе с нами, хотя была не из нашего дома, а может, и вообще не из поселка. Я подошел к ней и спросил напрямую, откуда она знает про мою историю с машиной. Она приветливо улыбнулась:
– Я была на этой свадьбе.
– Правда? – удивился я. – Где сидели?
– Сидела я далеко. Далеко от вас с девчонками. Но мы часто сталкивались, когда танцевали.
– Это ваши подруги? Я перебрал в тот день
– О, я тоже! – рассмеялась она.
– Я встретил одногруппника. Не виделись двадцать лет. Усугубили напитками. Взяли тачку. Продолжили до утра. Вернулся через пару дней на ферму, забрал машину, – повторил я отработанную для жены легенду.
– Друга я не приметила, – пожала она плечами. – Я вас помню с девушками. Было видно, что они понравились вам обе и вы были просто не в состоянии выбрать… – говорила она предельно простодушно, никакого осуждения.
– И что же я сделал?
– Вы решили брать обеих! Мне показалось, вы уезжали куда-то вместе с ними… Они тоже выбрали вас. И не ошиблись. Мне казалось, я на сеансе какого-то французского фильма. Так элегантно все, непосредственно.
– Что непосредственно?
– Разговоры, поцелуи… Не знаю, как сказать… Просто мне на вас было приятно смотреть. Свободные люди. Не скованные комплексами.
– Свободным можно быть только от евреев, – пошутил я.
– Ни от кого нельзя. Ни от евреев, ни от мертвецов, ни от самого себя…
В рассудительности отказать ей было невозможно. Мы простояли на площадке, мирно болтая, минут тридцать, но мусоровоз так и не пришел. Шаблыка на правах хозяина предложил прогуляться до помойки за школой. Отряд двинулся за его красным жилетом со стадной покорностью. Мужчины курили, женщины разговаривали. Я не заметил, как моя собеседница исчезла.
Мы бродили с Гришкой в районе Малой Сырмежи: пошли по грибы. Лес здесь хороший, чистый. Если долго гулять, придешь в Европейский союз. Гулять было приятно, но грибы еще не подоспели. Лето выдалось сухим. Поэтому мы пробавлялись черникой, не собирали, а просто рвали и ели. Я рассказывал сыну, как в его возрасте влюбился в девочку оттого, что у нее был черный от черемухи рот. Гришка меня не слушал, любовные проблемы были ему незнакомы. Его больше интересовало, что такое черемуха. Я рассказывал по памяти детства. С этими плодами во взрослой жизни давно не встречался.
Вдоль лесной грунтовки рос ягель, серый северный мох. Гришка насобирал его себе в корзину. Я не помнил, почему в Беларуси проявляется полярная растительность. Мы брели в сторону оставленной где-то на обочине машины, всматривались в просветы лесного массива. Гришка первым заметил странную металлическую этажерку, украшенную искусственными цветами. От их обилия сразу было не разобрать, что это широкий осьмиконечный крест в маленькой оградке.