Борька тоже подскочил и залился лаем. Правда, не сообразив, на кого следует лаять, он обратился в сторону сокрушающегося моря, которому была безразлична происходящая сцена.
– Сядь…
– Ты мне не командуй! Распустил девку! Ну-ка, где он?
– Ты чего, Кузьма, очнись? – дед с трудом поднялся. – Не слышишь, что ли? Он нам по хозяйству помогает. Почти как родной нам стал. Успокойся. Дом твой помогал чинить, пожар тушил, когда какие-то ублюдки подожгли той зимой. Ты знал об этом?
– Нет.
– Ну а откуда тебе знать? Бросил нас тут… Я-то уже не это. Извини, семьдесят лет. Не молодой мужик, чтобы и пахать, и сеять, как говорится. А он здоровый, крепкий…
– Ты мне зубы не заговаривай, – мрачно отрезал Кузьма. – Я уже понял, что он тебе нравится и заместо тебя тут впахивает. Но я с ним потолкую по душам. Где он?
– Не слышишь, что ли? Уехал в город.
– Не верю! На черта он с ночёвкой уехал? Где он там спать будет?
– Не знаю. В поле может поспать на обратном пути, сейчас тепло…
– Ясно. Всё мне ясно, Петрович. Распустил девку. В дом какого-то хрена пустил. Посмотрим, что он да как. Посмотрим… Борька, пошли!
Кузьма энергично направился обратно к дому. Пёс, так и не сообразив, что случилось, трусил следом и радостно махал хвостом – только он по-настоящему, беззаветно радовался, что хозяин дома.
– Ты не прав, – сказал вслед Петрович, но Кузьма не услышал.
Глава третья
Сначала Кузьма перерыл дом, включая Полинину комнату, в поисках Максима. Напугав дочь, он всё-таки уверился, что парня нигде нет. Тогда он сел в засаде на чердаке, перед незанавешенным окошком, откуда было видно большую часть участка от ворот до крыльца, и стал караулить. Пёс всё время тёрся рядом. Только когда они ворвались к Полине, он как бы почувствовал неловкость и немного задержался в дверях. «Ищи!» – закричал ему Кузьма, но Борька не понял, что надо искать, и запрыгнул к девочке на кровать и стал облизывать ей руки.
– Папа, мы его сюда не пускаем! Он же грязный, у меня блохи будут! – жалобно сказала Полина. – Уйди, Борька, уйди!
Но пёс уже привык быть в доме, а Кузьма рылся в шкафу, потом под столом, под кроватью. Потом сказал Полине, стараясь контролировать гнев:
– Спи. Завтра с тобой обсудим. И это, не хныкай, ты уже большая, тебе четырнадцать.
Она не стала спорить.
Кузьма привык не спать. Это было более обыденное состояние, в котором он жил ночи напролёт. Он почувствовал что-то очень знакомое и понятное, когда обстоятельства вновь сложились так, что надо бодрствовать и ждать приближения врага. Через полчаса к нему поднялся дед, пытался уговорить лечь, но он холодно ответил, не поворачивая головы: