Игорь во время бесстрастного спича Фила смотрел на приборную панель, потому что, как оказалось, оглядывать окрестности не мог: движение порождало мутное чувство в том месте, где он предполагал желудок. Указатель уровня топлива показывал, что бензина осталось всего ничего, но Фил как будто не обращал на это внимания. Игорь забеспокоился, что им придется встать где-нибудь посреди всей этой зимы, но он смолчал насчет бензина и выразил беспокойство совсем другими словами.
— А Молодому ты когда-нибудь голову не отвинтишь на этой почве? — спросил Игорь.
Фил только хмыкнул, однако, как будто поняв настоящую озабоченность Игоря, свернул и прибился к светящейся автомобильной заправке.
Покуда Фил резво двигался туда-сюда — к окошечку кассы, к колонке, опять к окошечку кассы, Игорь открыл пассажирское окошко, нашел в бардачке початую пачку сигарет Игоря Васильевича и, несмотря на предостерегающую от курения надпись на пачке, — закурил. Несколько противоречивых ощущений растеклись по телу Игоря с первой же затяжкой. Желудок отозвался особенно глубокой тошнотой, как будто он сразу полнился дымом, даже не дымом, а гелием, и газ потянул желудок вверх, подобно воздушному шарику, и только пищевод не давал ему вырваться наружу. С другой стороны, мозг, удовлетворенный дозой никотина, послал по мышцам волну расслабления и покоя, а сам стал слегка пульсировать от похмельной боли в лобной части. Получилось, что оставил Фил в машине одного человека, слегка пьяного, слегка ироничного, а вернулся к мизантропу со снобистским лицом заядлого ездока на ночной мигрени.
— Ты только обивку Васильичу не пожги, — предостерег Фил, когда Игорь бросил окурок вслед удаляющейся автозаправке и взялся за вторую сигарету. Игорь почему-то надеялся, что вторая сигарета вернет ему форму, хотя по опыту знал, что этого не случится.
— Возьми лучше вот это, — сказал Фил, достал из кармана высокую зеленую пивную банку и пояснил: — Успел купить, пока там возился.
— Круто, — сказал Игорь, потому что именно этого ему и не хватало к сигарете, схватил банку, тут же хищно открыл ее и залил себе пеной половину лица и штаны.
Только теперь он обнаружил, что одет в свою обычную одежду, при том что пили они в комбинезонах, а момента переодевания Игорь не помнил. Этот факт его не смутил, потому что уже одно только прикосновение холодной пены к губам и зерновой запах этой пены наполнили его тихой эйфорией, похожей на просветление буддистского монаха.
Фил стал пояснять насчет Молодого, что тот не виноват, что дурак, что он рад, что Молодой не пошел в армию со своим сколиозом, плоскостопием и папой, но не рад, что Молодой так и не нашел себя, а шарашится у них, вместо того чтобы продолжать учебу в институте, найти себе обычную работу и устроить нормальную жизнь. Фил говорил, что без Молодого можно совсем поехать крышей среди всех этих серьезных людей, думающих, что они делают какое-то важное дело.