Бессмысленно. Связалась с Кэмом! Если бы Дэниел только знал, что они с Пенн большую часть своего свободного времени тратят на исследование его семьи. Хотя, как знать, вероятно, он рассердился бы не меньше.
– Тебе не нужно оправдываться. В любом случае это моя вина.
– Твоя вина?
К этому времени Дэниел свернул с шоссе и остановил машину в конце песчаной дорожки. Выключил фары, и их глазам открылся океан. Вечернее небо приняло темно-сливовый оттенок, искрящиеся гребешки волн казались почти серебряными. Прибрежная трава с высоким унылым присвистом колыхалась на ветру. Стая всклокоченных чаек уселась рядком на ограду дорожки почистить перья.
– Мы заблудились? – спросила Люс.
Дэниел не ответил. Он вышел из машины и, захлопнув дверцу, направился к воде. Девушка подождала десяток мучительных секунд, наблюдая, как уменьшается его силуэт, тает в фиолетовых сумерках, прежде чем выскочила наружу и последовала за ним.
Ветер швырнул ей в лицо волосы. Волны накатывали на берег и отступали, утаскивая за собой полосы ракушек и водорослей. Воздух у воды казался холоднее. Все вокруг отчаянно пропахло солью.
– Что происходит, Дэниел? – Люс двинулась вдоль дюны.
Бредя по песку, она сама себе казалась тяжелее, чем была.
– Где мы? И что ты имел в виду, заявив, что это твоя вина?
Сокрушенный, Дэниел повернулся к ней. Маскарадная форма сбилась, серые глаза смотрели в землю. Шелест волн едва не заглушил его голос.
– Мне просто нужно немного времени, чтобы подумать.
У Люс в горле снова образовался комок. Она наконец перестала плакать, хотя Дэниел настолько все усложнял.
– Тогда зачем меня спасать? Зачем тащиться сюда, чтобы забрать меня, наорать на меня, а там и вовсе перестать обращать внимание?
Она утерла глаза подолом черной футболки, их защипало от морской соли, осевшей на пальцах.
– Не то чтобы это слишком отличалось от того, как ты относишься ко мне большую часть времени, но…
Дэниел отвернулся и прижал ладони ко лбу.
– Ты просто не понимаешь, Люс. Он покачал головой.
– В этом-то все и дело. Ты не понимаешь. Никогда.
В его голосе совершенно не слышалось злости, скорее, он был чересчур ласковым. Будто она слишком ограниченная, чтобы ухватить то, что ему казалось столь очевидным. Это до крайности разъярило ее.
– Я не понимаю? Это я-то не понимаю? Позволь тебе кое-что рассказать о том, что я понимаю. Думаешь, ты один такой умный? Я три года получала полную научную стипендию в лучшей подготовительной школе страны. А когда меня вышибли, была вынуждена подать прошение, заметь – прошение, чтобы не дать уничтожить мою академическую справку с отличными оценками по всем предметам.