Пока мы шли, Фредерик не проронил ни слова, и я тоже. Я вытерла щеки, и вскоре слезы снова спрятались назад в укромный уголок где-то в животе. Фредерик вскипятил воду, потом сунул руку поглубже в ларь и вытащил банку меда. Это был его тайный запас. Он положил нам по большой ложке драгоценного меда, налил кипятку и протянул мне кружку.
– Хочешь?
– Нет, – отказалась я.
Фредерик отставил кружку в сторону. Огонь еле тлел. Он подбросил несколько поленьев и пошевелил кочергой.
– Сердишься на меня? – спросила я.
Он сглотнул. Посмотрел на танцующее пламя. Потом вздохнул, глубоко-глубоко, словно выпускал из себя весь воздух.
– Я не на тебя сержусь, – ответил он, – а на себя.
Фредерик посмотрел на свои руки, лежавшие на коленях, посидел еще немного молча, а потом сказал:
– У нас больше общего, чем тебе кажется. Не только то, что мы оба умеем ощипать птицу и сварить кашу.
– Правда?
– Как зовут твою сестру – ту, которую похитил Белоголовый?
– Мики.
Фредерик кивнул.
– А мою Ханна.
– Кого?
– Мою сестру, которую увез Белоголовый, – ответил Фредерик. – Ей было одиннадцать.
Я просто ушам своим не поверила! Выходит, с Фредериком стряслась та же беда, что и со мной. Фредерик, с его большой рыжей бородой и добрыми голубыми глазами, всегда такой веселый, готовый с улыбкой почистить хоть двенадцать кило брюквы… Оказывается, и у него Белоголовый украл сестру.
– Как это случилось?
Фредерик помрачнел и начал свой рассказ. И чем больше он рассказывал, тем мрачнее становился.
Фредерик и Ханна жили на большом острове, который назывался Рыбий. Оба были рыжеволосые, так что казалось, у них из-под шапок струится золото. Отец и мать, как и другие родители, занимались разделкой рыбы. Поэтому и остров так назывался. Почти каждый день они ели жареную или вареную тресковую икру на ужин – совсем неплохо. Но Фредерик столько этой икры наелся, что она ему опостылела. Он был сыт по горло этой серой массой и больше всего мечтал о вареном крабе.
И вот однажды утром, когда отец и мать ушли на работу, Фредерик велел сестре одеваться и идти с ним к причалу. Он был старше ее на два года и всегда решал, чем им заниматься днем. Там, на причале, у каждой семьи был сарай, где хранились сети, удочки и прочие снасти. Ловушки для крабов были не у всех, поскольку у Рыбьего острова крабы почти не водились и ловить их считалось одной морокой. Но у одного старого рыбака, которого прозвали Морским Бродягой, такие сетки-ловушки были, и в них иногда, если везло, попадала добыча.
Когда Фредерик с сестрой пришли к сараям, там никого не было. Рыбаки уже вышли в море. Дети взяли три ловушки из сарая Бродяги, а потом сели в свой ялик и погребли на север. Рыбаки обычно отправлялись на запад или на юг от острова, но Фредерику и Ханне не хотелось в тот день с ними встречаться. Для приманки они положили икорные пузыри и спустили сетки под воду.