Это не был в мгновение пришедший на ум и тут же претворенный в жизнь поступок выведенного из себя подростка. Это была долгая и мучительная подготовка к предстоящей смерти. В шкафу с книгами мы обнаружили, и долго потом еще находили под кроватью и диваном маленькие петельки, на которых он наивно познавал технологию завязывания узелков, чтобы они свободно скользили.
Было у него единственное развлечение: езда в автобусе. Там, по крайней мере, его не могли травить сверстники. Он входил в автобус, садился и ездил несколько кругов по городу, благо у него был ученический проездной, а кондукторов тогда не было. Родственница увидела его и спросила, куда он едет. Витя вздрогнул, смутившись и испугавшись того, что его выдадут, растерялся и сказал: «Так, никуда. Просто катаюсь». О чем он думал, наматывая круги, глядя в окно автобуса? О чем я думала в это время?!
Я помню, как приходила с маленьким сыном, погрязшая в своих вечных проблемах и проблемках, не замечающая его радости по поводу моего прихода. Это мое непреходящее состояние можно назвать одним словом: ПОЛНАЯДУХОВНАЯРАСПУЩЕННОСТЬ. Витя соскакивал с табурета и возбужденно ходил по комнате, рассказывая о книге, которую читал.
Я слушала и не слышала. Вдруг, отвлекшись от вязких мыслей (каким соизволит сегодня придти муж: пьяным или трезвым? Злобным или снисходительным?) — обращала внимание на какой-нибудь сахарный песок, оставшийся на дне его стакана после чаепития. Мы с мамой, точно обрадовавшись поводу, дружно обрушивались на него… Становилось ли нам легче хоть на минутку от слегка отплеснутого в отДУШину тягостного жизненного недовольства?
Из ада домашнего он отправлялся в классный ад. В классе учились воспитанники школы-интерната. Там его ожидали: одиночество, насмешки, тупые обидные клички, издевательства. Каждый день у него крали ручки, линейки, тетрадки (новый повод для упреков дома). Сидящие сзади воспитанники детдома, измазывали соплями и слюнями его пиджак. Маленькие жестокие стадные существа вырывали пуговицы с его куртки, плющили кнопки. Как, должно быть, искажалось от негодования его милое смуглое лицо, как пытался он, как зверек, защититься от мучителей, как страдала его гордость…
Я печатаю это и плачу. Сейчас плачу, а не тогда. С опозданием в человеческую жизнь.
На уроке физкультуры, который проходил в парке, он присел на сиденье «чертова колеса». Одноклассники стали быстро поднимать его, подняли на большую высоту и удрали. Была поздняя осень, Витя просидел несколько часов на пронизывающем ветру и просто закоченел. Кто-то из баловавшихся деток, струсив, вернулся, и опустил колесо. Напрасно трусил. Никаких последствий для него никогда бы не наступило: ни бабушке, ни дяде, ни мне (своих проблем выше крыши) не пришло в голову хоть раз пойти в класс и разобраться с резвившимися одноклассниками. Да он и скрывал классные издевательства.