«Как бы умом не тронулся от горя, – начал переживать воевода. – Вот судьба – за один день всю родню потерял. Как мы жить-то будем тогда без князя?»
Но Юрий вдруг поднялся на ноги и повернулся к боярину. Глаза его были сухи. А лицо стало непроницаемым, как у мертвеца, словно он сам только что умер. Чем-то знакомым повеяло на Евпатия.
– Дозволь сказать, княже, – осмелился заговорить с ним первым Коловрат. – Не сама она. Не хотела она, ты же видел. Помогли ей на тот свет отправиться, даю голову на отсечение. Я видел – тень за ней мелькнула.
– Кто это сделал? – спросил Юрий так, что зубы его заскрипели от тихой ярости.
– Не знаю пока, княже, – честно признался Евпатий, – только подозревать могу. Но узнаю. Непременно узнаю.
– Найди их, Евпатий, – тихим голосом приказал князь, – но не убивай. Ко мне приведи. А там уж я сам…
– Конечно, княже, найду, – едва не крикнул Евпатий, глянув на мертвую Евпраксию с наследником, – костьми лягу, а дознаюсь.
– Вели похоронить их как подобает, – приказал Юрий, бросив взгляд на священников, что толпились рядом, не осмеливаясь подойти ближе.
Он вскочил на коня и уже из седла приказал:
– Завтра поутру выводи все войска в поле. Пойдем встречать дорогих гостей на Воронеж.
– Прости, княже, – осмелился перечить в такой момент воевода, – в чистом поле с татарами биться – много людей потеряем.
– Мне больше терять нечего, – отрезал Юрий Игоревич, дергая поводья, и добавил спокойно, взглянув на кровавое месиво из человеческих тел: – Я уже все потерял.
Глава двадцать третья
Первая битва
Невидимая стрела просвистела сквозь ветки и, стряхнув снег, с чавканьем воткнулась в ствол коренастой сосны в двух вершках от головы воеводы. Коловрат не успел и глазом моргнуть, как стрела, едва не оцарапав щеку, вошла в мерзлое дерево как в теплую глину. К счастью, лицо Евпатия по бокам было прикрыто бармицей от шлема. Но попади стрела чуть правее – несдобровать воеводе, который как раз сдвинул шлем назад, чтобы рассмотреть получше поле предстоящей битвы.
– Шальная стрела завсегда опаснее, – пробормотал находившийся рядом Ратиша, – ибо ее не ждешь. Ты бы прикрыл чело, Евпатий Львович.
– Да не видать ни черта отсюда, – разозлился Коловрат, потирая щеку, чудом избежавшую раны, – зря я вас так глубоко в лес запрятал, можем не успеть в нужный момент. Надо ближе к краю леса подойти.
– Там дозоры стоят, – успокоил его Ратиша. – Самых глазастых послал, как ты и велел. Ничего не пропустят.
– Глазастых, говоришь? – выдернул из сосны татарскую стрелу воевода и, сунув ее под нос Ратише, вперил тяжелый взгляд в своего помощника. – Ну, смотри, ежели они мне татар проморгают, я их лично ослеплю вот этой стрелой. Коли в живых после битвы останутся.