— Я этих ваших особенностей не понимаю, — насупился Франкетти. — И что творится у вас при дворе — тоже особенность? Этот мужик…
Словечко muzhick в речи оксфордского студента-итальянца прозвучало неожиданно. «И когда только успел подцепить», — сердито подумал князь.
— Да, — оживился Рейнер, — что это за история? О ней трезвонят все газеты. Какой-то Rasputin, его любовь с царицей…
— Полегче, джентльмены! — Феликс повысил голос. — Если повторять всякую дрянь, во рту заводятся жабы!
Де Бестеги не унимался:
— Но кто это? Ты его знаешь?
— Видел как-то раз. Обычный крестьянин. Хам из глубинки. Лохматый, вонючий, ногти чёрные, глазки бегают, рожа корявая, болтает не пойми что… Хитрый, наглый. Шут, в общем.
— Но почему про него столько говорят? — продолжал допытываться Рейнер.
— Милый Освальд, — сказал Юсупов и ласково потрепал приятеля за ушко, украшенное изящной серёжкой, — газетам нужен скандал, иначе кто станет их покупать? Если скандала нет, его придумывают… И ещё: сейчас Россия сильна, как никогда. У нас есть такая басня — про маленькую собачку Моську. Она лаяла на слона и мечтала попасть без драки в забияки. Чтобы все думали, что она очень сильная, и боялись…
— У нас тоже есть похожая басня, — вставил де Бестеги.
— Вот свора таких Мосек и тявкают на Россию. Что же, прикажете слону всех передавить?
— Ну, зачем же, — Франкетти придирчиво разглядывал своё отражение в зеркале пудреницы. — Достаточно раздавить этого Rasputin. Если он дискредитирует семью императора…
— Не будет этого — найдётся другой. Так пускай уж будет этот, — глубокомысленно заявил Феликс. — Пускай Распутин — сукин сын, но он — наш сукин сын. Прошу прощения, джентльмены. А вреда от него нет. Если её величество находит, что muzhick забавен, пусть развлекается! И какое дело остальным? Ну, а если эта муха, этот комар посмеет забыться — раз!
И князь громко хлопнул в ладоши, не оставляя сомнений в судьбе Распутина.
Глава V. Стокгольм. Печаль кавалериста
— Митенька, прошу тебя, не терзайся так, не расстраивайся! — ворковала Мария Павловна, идучи по палубе прогулочного кораблика рядом с братом и стискивая его пальцы. — В конце концов, это ведь только игра. Нельзя каждый день выигрывать. Сегодня тебя побеждают, завтра ты побеждаешь… Игра, Митенька! Экая важность — футбол…
Но Дмитрий Павлович держался другого мнения и по молодости не мог сдержать эмоций:
— Ты не понимаешь! Мы же самих себя выложили, как на ладони! Чёрт возьми, это же надо было — так бездарно продуть… Слышала, что читал твой англичанин? Репортёришка, конечно, сволочь, но очень верно всё подметил. И дисциплину безобразную, и обычное наше авось-небось: авось, пронесёт… небось, не забьют… Ты же сама видела, что они вытворяли на поле! Каждый бегает, как бог на душу положит, каждый сам по себе. Атаку начинают — не доделывают, и ещё руками разводят: не получилось, мол… И добро, если бы у себя где-нибудь играли. А то — посреди Европы, на глазах у всех!