— А вот и наш родственник-путешественник! Явился, не залежался! — Он подвел к Артуру супругу, торжественно передал: — Держи. Только не урони. И аккуратно с больной ножкой. Тур вальса и за стол. А я пока приготовлю потрескать. Голодный, небось?
— Не то слово.
— Вот сейчас и отведешь душу. — Михаил вернулся к патефону, сменил пластинку, подкрутил пружину, махнул паре: — С весельем и отвагой, молодежь!
С хрипотцой и шуршанием пластинки зазвучали «Дунайские волны», Артур мягко обнял Антонину, стал топтаться на месте, не понимая, как танцевать вальс.
Савостина вела его, смеялась.
— Не получается?
— Ноги заплетаются, — тоже смеялся Артур. — А можно я сам?
— Что?
— Сам станцую.
— Попробуй.
Артур отступил на пару шагов, принялся танцевать пластично и гибко, но вовсе не под музыку. Савостина какое-то время с нежной улыбкой наблюдала за ним, затем подошла, властно взяла за руку.
— Красиво, но это не вальс. Главное, меня слушайся. Как покажу, так и делай.
— Так ведь у тебя нога.
— Прошла. Ты вылечил. — Антонина приложила к губам Артура ладошку, но заметила, что муж смотрит на них, тут же убрала. — Правда, что ли, в ГАИ пропадал?
— А где ж еще? Как собаки накинулись.
— Нужно было позвонить, мы бы все решили.
— Телефон забрали. Выключили, чтоб никакой связи.
— Бедненький… — Антонина слегка наклонилась, подняла на него вопросительный взгляд:
— Чем это от тебя пахнет?
— Чем? — удивился Артур.
— Духами. Причем женскими. Ты пользуешься женскими духами?
— Ничем я не пользуюсь!.. У меня вообще ничего нет.
— Все равно пахнешь. — Антонина принюхалась еще раз. — Может, кладовщица прикасалась?
— Да никто ко мне не прикасался! — возмутился Артур. — Антонина, ты чего?
— И вином тянет.
— Каким вином?! Я ж за рулем, блин!
К ним подошел Савостин, с наигранной подозрительностью спросил:
— Что тут у вас?
— Мой родственник женскими духами пользуется, — с ехидной улыбкой объяснила Антонина.
— Это как? — разве руками хозяин. — Голубой, что ли?
— Люди, вы чего? — со смехом отступил от них Артур. — Никаких духов у меня нет.
— Завтра куплю, — пообещал Савостин. — Настоящие, мужские. Чтоб за версту разило! — Он взял супругу под руку, махнул рукой: — Давай за стол, хлопчик. Бокал вина и жратва от души! — Он поднес полный фужер вина, подмигнул: — Давай, жахни! За Антонину, за мою любимую.
— А вы?
— Не-е, мне нельзя. Больше никогда и ни грамма. Завязал, причем навсегда.
— Дай бы бог, — усмехнулась Антонина, налила себе тоже вина, подняла бокал. — Ну, что? За меня, любимую?
— Ур-ра! — гаркнул во всю глотку Савостин так, что залаяли собаки в соседнем дворе.